litbaza книги онлайнСовременная прозаПрозрачные леса под Люксембургом - Сергей Говорухин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 83
Перейти на страницу:

«Ночь коротка, спят облака…» – напевал Егор Васильевич.

Иногда он замолкал, думая о чем-то, совершенно неведомом Елизавете Ильиничне, и тогда в ней оживала смутная тревога, – казалось, он ушел далеко и никогда не вернется.

– Егор, – тихо звала она.

– Да, – не сразу отзывался он.

– Почему ты раньше не говорил мне об этом?

– О чем, Лиза?

– О любви.

– Раньше это казалось не главным…

Редкие ночные таксисты притормаживали у одинокой фигуры Елизаветы Ильиничны, но, наткнувшись на ее недоуменный взгляд, уезжали прочь, проклиная свою тяжелую долю, завышенный план и директора таксопарка.

Глядя им вслед, Елизавета Ильинична думала о том, что каждый из них мог бы быть по-своему счастлив, если бы понимал, какие возможности открывает человеку ночь. Но они не задумывались об этом так же, как еще недавно не задумывалась и она.

Однажды постовой у памятника Грибоедову сказал ей:

– Вы вот, гражданочка, все гуляете по ночам, и это становится подозрительным.

– Вам-то какое дело?! – вспыхнула Елизавета Ильинична, а Егор Васильевич незаметно стащил у постового свисток.

Этим свистком они разбудили несколько ответственных квартиросъемщиков у Никитских ворот и с детским озорством наблюдали, как вспыхивают светом темные окна. И пока они шли в тени деревьев, еще долго были слышны возмущенные реплики в адрес родной милиции и распоясавшегося хулиганья.

Неожиданно она останавливалась и, строго глядя перед собой, говорила:

– А помнишь, как раньше? Ты придешь с работы – я тебе ужин. Потом газета или телевизор. В воскресенье пельмени или в гости куда-нибудь. Летом домино, я с бабами у подъезда. О чем говорили-то, господи…

Она краснела.

– Вспомнила, – возражал он. – Когда это было!

– Вспомнила, – ворчала Елизавета Ильинична, но ей самой становилось хорошо от того, что это было, прошло и уже не вернется.

«Пусть я с вами совсем незнаком…» – напевал Егор Васильевич.

И все-таки Елизавете Ильиничне недоставало физического присутствия мужа.

По утрам она вынимала из шифоньера его рубашки и, развесив на стульях, открывала балконную дверь. Они жили в заводском районе, и за день пыль, выбрасываемая многочисленными производствами, мелко оседала на крахмальных воротничках.

Приходя с работы, Елизавета Ильинична долго кипятила и полоскала рубашки, а затем, отутюженные и накрахмаленные, снова вешала в шифоньер. В ванной, на полочке, стояли помазок и бритвенный прибор Егора Васильевича. Висело его полотенце.

Чтобы не прослыть ненормальной, ей приходилось то и дело менять химчистки, поочередно сдавая костюмы и другие вещи Егора Васильевича. Она отдала в покраску старый кожаный реглан Егора Васильевича и, выкупив его за двадцать рублей, вдыхая свежий запах краски, с удовольствием представляла, как обрадуется Егор Васильевич и как непременно заметит, что старые вещи, если за ними следить, могут прослужить человеку долгие годы.

Все в доме говорило о присутствии хозяина, и Егор Васильевич часто смеялся над Елизаветой Ильиничной, говоря, что завидует ее мужу, поскольку лично ему такого счастья, увы, не выпало.

– Бессовестный, – улыбалась Елизавета Ильинична и на следующий день проделывала все заново.

Прошло тридцать шесть дней со смерти Егора Васильевича.

– Ты стал какой-то грустный, Егорша, – осторожно заметила Елизавета Ильинична.

– Почему-то все время хочется плакать, Лиза… – отвечал Егор Васильевич. – Раньше ты спрашивала: «У тебя плохое настроение?» Я говорил: «Да». Не подписали процентовку или наряд закрыли на тридцать копеек меньше… Теперь все перевернулось, и тоска, если она приходит, невыносима.

– Ты что-то скрываешь от меня?

– Нет, что ты, Лиза.

Сегодня между ними не было единства душ, и оттого оба чувствовали себя неловко и печально.

– Давай прокатимся куда-нибудь на метро, – предложил Егор Васильевич. – Еще успеем.

Они проехали три остановки до Таганки и обратно.

«Как одиноко… – думал Егор Васильевич. – Какое это счастье – любить, но как мучительно оно дается…»

Медленно плыл вверх эскалатор.

– Знаешь, по чему я страшно скучаю? – спросил Егор Васильевич.

– По чему?

– По сигаретам. Так хочется долго прикуривать на ветру, жечь, ломать спички, закурить, прислониться к дереву и думать. О чем-нибудь таком, понимаешь… Мимо идут люди, а ты предоставлен сам себе, и кажется, больше ничего не надо. В сущности, человека отделяет от окружающего мира совсем пустяк: книга, дым сигареты, мысли…

Елизавете Ильиничне стало тревожно.

– Что ты, Егорша, родной?..

– Да, ну, – отвечал Егор Васильевич. – Это я так…

На улице было сыро и прохладно. Неприятно завывал ветер.

– Я теперь пойду, – сказал Егор Васильевич. – Ты прости, Лиза…

– Как?

– Пойду. Нужно побыть одному. Это ничего, ведь я же приду завтра.

– Ничего, – слабо отозвалась Елизавета Ильинична – слезы переполняли ее.

– Только ты… Не надо. Ты улыбнись, вот что. Улыбнись!

Она улыбалась сквозь слезы, глядя в ту сторону, куда, как ей казалось, должен был уйти он.

Егор Васильевич не растворился. Он шел по мокрому тротуару, и сырой холодный ветер, то догоняя, то обгоняя его, перебирал набухшими листьями.

Плоти не существовало, но в том месте, где когда-то было сердце, что-то пульсировало и билось сейчас. Его невесомое сердце разрывалось от любви к этой женщине и от бессилия что-либо предотвратить. Он знал то, чего еще не знала она.

После сорокового дня ему полагалось оставить Елизавету Ильиничну навсегда.

1987

Лерочка-Валерочка

Он позвонил без десяти шесть, когда она уже складывала намокший днем зонтик, чтобы через несколько минут раскрыть его снова.

– Вас слушают, – произнесла она, неловко прижимая трубку к плечу, – руки в этот момент пытались нащупать застежку.

– Будьте любезны Валерию.

– Слушаю вас…

Руки по-прежнему скользили в поисках застежки – они всегда совершали уйму ненужных движений.

– Здравствуйте. Скажите, вы работаете в отделе охраны памятников?

– Ну, да…

– Вы не согласились бы взять под охрану один памятник?

– Вас?

Стало скучно и привычно: с этой глупой фразы начинался чуть ли не каждый пятый телефонный звонок.

– Совершенно верно, меня, – почувствовав раздражение, невесело усмехнулись на том конце.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 83
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?