– Налей мне одну кружку. Будь ласка…

– Добре!

– Слушай, Изя, что значит будь ласкова? – поинтересовался штаб-ротмистр, когда девушка ушла выполнять заказ. Он прибыл на фронт недавно и совсем не понимал украинской «мовы».

– Будь ласка, значит, «пожалуйста», – пренебрежительно фыркнул Израэль и начал сдувать с напитка густую пену. – Кстати, рекомендую, господа! Луцкое пиво – лучшее в мире. Это подтверждено дипломом Всемирной выставки в Париже.

– А вы что подумали, Андрей Семёнович? – рассмеялся Хрусталёв. – Что здесь можно к любой бабе подойти, сказать «будь ко мне ласкова», и она ответит взаимностью?

– Ну, приблизительно так, – уныло согласился Никитин.

– За «так» корова молока не даёт! Погладить надо, сена поднести, – поучительно изрёк подполковник и хлопнул по округлой плотной попке девушку, как раз подоспевшую для того, чтобы в очередной раз наполнить его опустевшую чарку. – Правильно я говорю, красунька?

– Так точно, господин генерал! – зарделась Соня.

– Не льсти… Не генерал я. Всего лишь подполковник. А ты хочешь быть?..

– Под полковником? – догадалась краля, давно привыкшая к сальным армейским шуткам.

– Ага!

– Смотря за какое вознаграждение…

– Приличное, – вытер пот с чела бывалый контрразведчик, чувствуя, что хмель начинает ударять ему в голову, значит, пора прекращать застолье!

– Знаю я вас… Обещаете золотые горы, а как дойдёт до дела – полкопейки жалеете!

– Где же ты таких скупых кавалеров встречала, а? Мы, русские, – люди щедрые… Вот, гляди, это – николаевский червонец, – он выложил на стол одну монету – точную копию той, что в изобилии были получены вахмистром Пушновым. – За него можно купить семнадцать бутылок великолепнейшей «Смирновской» водки.

– А наша горилка чем плоха?

– За вашу и говорить не буду… Десять вёдер – а то и более. Всю округу напоить можно!

– Дадите попробовать? – мигом посерьёзнела красотка.

– Конечно…

Она отошла в сторону, отвернулась и впилась зубами в штампованный кругляк. Тот не поддался!

– Ух ты, – настоящая! – прокомментировала Соня, не без сожаления возвращая Хрусталёву монету. – Можно я отца позову? Нехай тоже полюбуется…

– Зови! – охотно согласился подполковник. Чем больше людей удастся опросить – тем больше шансов на успех.

Хозяин заведения – Иосиф Шабат – старый толстый еврей с добродушным, но несколько плутоватым лицом был одним из немногих, кто женился на украинке и принял православие, для чего ему пришлось окреститься в местной церкви. По-русски он говорил плохо. Зато в золоте, в отличие от дочери, разбирался отменно. При виде царского червонца у него загорелись глаза.

– И много у вас таких, господа офицеры?

– Достаточно.

– То, может, обменяете пару штук на ассигнации?

Хрусталёв толкнул в бок Апфельбаума.

– Один получишь в подарок, если выяснишь, кто ещё в здешних местах расплачивался золотом, – на идиш предложил Изя.

– Спасибо… Спасибо, господа…

– Потом благодарить будешь. А сейчас – за работу!

– Есть! – по-военному отрапортовал старик. – Сколько времени вы мне отводите?

– До захода солнца.

– Но…

– Никаких «но». Чтобы к двадцати ноль-ноль необходимая информация была у меня. Иначе плакали твои денежки! – вогнал суть задачи в жёсткие рамки Олег Петрович.

– Где вас искать?

– А мы отсюда никуда уходить и не собирались, правда, Сонечка? Открою секрет: нам здесь очень понравилось!

Иосиф справился намного раньше обозначенного срока, уж больно ему хотелось получить обещанное вознаграждение.

Нет, золотом в округе в последнее время не расплачивался никто.

Но… Но господа, но…

Если вас интересует русский офицер, у которого таких монет недавно был полный сундук – вам в Духче. Там живёт одна вдовушка, у которой он уже не один раз останавливался на постой. Звать её Мария. Фамилия – Наумец.

– За мной! – громко распорядился Олег Петрович и, демонстративно оставив на столе звонкую монету, устремился прочь из кабака, увлекая за собою своих спутников.

Вдогонку им полетела длинная тирада на языке, очень напоминающем немецкий, которым Хрусталёв упорно пытался овладеть с детских лет, но сути сказанного всё равно понять ему не удалось.

– Что он ещё хочет? – раздражённо спросил контрразведчик, отвязывая своего скакуна.

– Ничего. Просто благодарит. И желает преподнести вам бутыль горилки, – пояснил Апфельбаум.

– Ну, это можно! – с удовольствием согласился подполковник. – Приказываю принять бесценный дар, Израиль Эдуардович, и хранить его, как зеницу ока.

– Есть!

Троица в благодушном настроении поскакала вдоль молодого сосняка, двигаясь всего в нескольких сотнях метров от главного русла реки Стоход, по которому, как уже говорилась, проходила линия фронта.

Ничто не напоминало о войне.

Не рвались снаряды, не свистели пули.

Напротив – ярко светило солнце, как будто не собиравшееся садиться за горизонт, весело щебетали птицы, в буйной траве мирно стрекотали какие-то диковинные насекомые…

Вскоре слева появилась первая хата.

Чисто выбеленная, ухоженная.

Хрусталёв уже бывал в ней – там жил батюшка Авраамий, не раз благословлявший на подвиги русское воинство.

Жаль, не всем помогло…

В полукилометре от этого места – свежее кладбище. На нём спят вечным сном несколько десятков казаков, артиллеристов, гвардейцев-пехотинцев. И немало врагов. Таких же христиан. Только неправославных. Их похоронили с надлежащими почестями. Отпели. Поставили бетонные плиты с фамилиями, датами рождения и смерти. Список погибших передали командованию противника, чтобы сообщили родителям, где нашли последний приют их безвинные чада.

– Ау, батюшка, вы дома?

Отец Авраамий быстро откликнулся на зов – вышел из-за дома с вязкой сена за плечами. Босой. Неопрятный.

– Здравствуйте, господа… Чего желаете?

– Я – подполковник Хрусталёв. Помните такого?

– А как же, Олег Петрович. Помню, конечно… Мы с вами на Воскресение Христово, кажись, в последний раз встречались.

– Так точно! Подскажите, где живёт Мария Наумец?

– Следуйте прямо. В центре повернёте налево. Третья хата справа – её будет… Только зачем вам понадобилась эта блудница? – хитро прищурил глаз священник и распрямился, наконец поставив наземь свою габаритную, но отнюдь не самую тяжёлую ношу.