Несколько слов о себе — живу в Риге, преподаю в университете. Кроме преподавания, занимаюсь разными вещами. связанными с информационными технологиями.

Отлично понимаю, что сейчас не лучшее время для исторических изысканий в Латвии.

Но мне уже 74 — столько, сколько было деду, когда он погиб. Так что откладывать на потом мне дела не стоит… Моя бабка тоже была человеком в Резекне известным, руководила музыкальной школой. Умерла незадолго до смерти деда, в мае 1942 года.

Буду признателен за помощь. Все финансовые расходы беру на себя».

В конце стояла подпись: «С уважением Айварс Эженович Юрьянс». Мила слышала, что у латышей отчество не используется, но видимо, в русскоязычных документах делается исключение.

Девушка на несколько минут задумалась, после чего принялась уверенно набирать ответ. Затем она открыла Википедию, ибо все познания Милы о Латвии ограничивались тем, что ее столицей является Рига и что оттуда родом певица Лайма Вайкуле и композитор Раймонд Паулс.

«Резекне — город на востоке Латвии, седьмой город страны по населению. Является административным центром Резекненского края, но в его состав не входит…».

«Освобождение Резекне — часть Режицко-Двинской операции, в ходе которой 27 июля 1944 года войсками 2-го Прибалтийского фронта был освобожден город Резекне — стратегически важный железнодорожный узел, оккупированный немецкими войсками 4 июля 1941 года.

Вторая мировая война уничтожила почти все здания главной на тот момент улицы Резекне — Большой Лютинской, а также большинство храмов и административных зданий. Фактически город был разрушен. Свыше 15 тысяч мирных жителей Латвии, в том числе и резекненцев, были расстреляны недалеко от границы города — в лесном массиве Анчупаны».

— Милка, поздравляю с первой командировкой за границу, — бросил, выглянув из-за своего монитора, Илья.

— Хочешь, уступлю тебе эту поездку? — спросила журналистка.

— Не-не, я со своими голами и штрафными лучше тут останусь.

О той передряге, в которую угодила, выполняя задание по дискредитации политического конкурента, Мила никому рассказывать не стала. Такого ужаса натерпелась, пока сидела прикованная наручниками, и потом, когда на нее напали в подъезде, что не хотелось вспоминать. Тем более что эти воспоминания были связаны с Олегом… Такое ощущение, что все значимые события в ее жизни связаны с ним. Вон даже загранпаспорт у нее есть благодаря ему! Когда-то его родители подарили им на свадьбу поездку в Египет…

* * *

В темноте было трудно разобрать, как выглядит двор. Какие-то бесформенные темные груды, видимо, являлись хозяйскими постройками, сараями или чем-то подобным.

— Илга, это ты? — послышался из глубины дома довольно низкий мужской голос.

Иван почему-то подумал, что такой голос мог бы принадлежать певцу или священнику.

— Да, дедушка, — ответила девушка.

Шепнула солдатам, чтобы ждали здесь, и скрылась в доме. Несколько минут ожидания в полной тишине, казалось, тянулись бесконечно. Даже Алексей не стонал из-за перелома. В ночи хорошо слышно было стрекотание сверчка. Наконец послышались шаги, заскрипели рассохшиеся половицы, и на крыльцо вышел рослый седой мужчина с аккуратной бородой и в очках, державший в руке керосиновую лампу. Он обвел солдат взглядом.

— Быстро заходите, нечего во дворе торчать, — бросил он тоном человека, привыкшего командовать.

В доме расселись за большим круглым столом, в центре которого трепетала огоньком та же керосинка. Лишь Илга присела в сторонке — на скамью у стены. Иван, как командир, представился и назвал имена остальных. Хозяин тоже назвал себя — Янис Юрьянс.

— Мы понимаем, какой опасности вас подвергаем. Поэтому утром уйдем. Нам бы обработать рану нашего товарища и наложить шину.

— Помощь окажу, — произнес старик.

— Дедушка врач! — заметила Илга.

Она слушала разговор, то и дело стреляя глазами в сторону молодого светловолосого капитана.

Старик уточнил, что он хирург, но сейчас приходится не только оперировать, но и оказывать любую медицинскую помощь, поскольку врачей практически не осталось.

— Куда вы пойдете? — нахмурился доктор. — Немцы кругом. Да еще и с раненым. У нас много места на чердаке и в подвале. Да и сарай пустой стоит, скотину ведь угнали. Там в сене можно укрыться в случае чего.

— Нет, — Лалин отрицательно покачал головой, — Мы не можем так рисковать. Нам нужно пробираться к своим. Опишите мне местность, вы ведь наверняка все тропы в округе знаете.

Янис предложил ночным гостям квас, вареную картошку и немного хлеба, а сам принялся осматривать раненого. Илга помогала, но потом дед отправил девушку спать.

— Нечего тут крутиться и разговоры мужские подслушивать.

Когда девушка все-таки послушалась и ушла в другую комнату, Янис сказал:

— Это дочь старшего сына Андриса. Сам он воюет, а невестка умерла в родах. Еще младший сын есть, Эжен. Он у меня инженер. Когда немцы наступали, их завод эвакуировали на север. Вот мы вдвоем с внучкой и живем.

Дом, в котором жили врач с девушкой, стоял на отшибе, поэтому жители не догадывались о появлении советских солдат. Это было к лучшему, поскольку в Латвии встречались разные настроения, кто-нибудь мог и немцам сообщить…

На рассвете Лалин, уже переодевшийся в обычную крестьянскую рубаху и штаны, вышел на крыльцо. Солнце еще только чуть окрасило в розовый цвет небо на востоке. В поселке было тихо, словно все вымерли. Даже собаки и петухи молчали. Хотя, какие там петухи — почти всю живность фашисты изъяли.

Оценивающим взглядом капитан окинул двор — покосившиеся сараюшки, собачья будка, старый колодец… С виду все было так же, как у него на родине. Он ведь и сам из деревни. На миг задумался о матери, которую не видел уже несколько лет, затем — о Катерине. Увидятся ли еще? Но потом мысли снова вернулись к реальности — нужно было думать, как выпутываться из этой истории и ребят выручать, за которых чувствовал ответственность.

Думал, все еще спят на лавках, но вдруг услышал шаги и на пороге появился Куров. Взъерошенный спросонья и небритый, он был мрачен и задумчив. Молча кивнул капитану. Здесь было не до соблюдения армейской дисциплины. Тем более Куров был намного старше и порой даже по-отечески давал Ивану советы. Немного постояли в тишине и Лалин повернулся к двери.

— Пойдем, а то мало ли что.

— Я вот что думаю, товарищ капитан, наш хозяин врач. Значит, немцы зовут его своих раненых лечить…

— Наверное.

— Как бы он того…

Капитан понял, что тот хотел сказать, но промолчал, хмуро глядя на верхушки деревьев видневшегося за воротами леса, выбросил окурок и пошел в дом.

Рига встретила Милу не очень дружелюбно — ливнем и грозой. Самолет успел приземлиться до того, как на город обрушилась стихия. Но едва журналистка прошла паспортный контроль, послышался гром, а затем шум дождя. К счастью, Милу встречали.