Садясь в машину, девушка отметила, каким вежливым и обходительным оказался встретивший ее молодой человек. На вид ему было примерно столько же лет, сколько и ей. Кристап прекрасно говорил по-русски, но латыша в нем выдавал легкий акцент. Он должен был доставить журналистку в гостиницу, а вечером привезти в ресторан, где ее будет ждать Айварс Эженович.

— Вы впервые в Латвии? — поинтересовался мужчина, поворачивая ключ зажигания. Мила поглядела в окно, наблюдая, как мимо проплывает рижский аэропорт.

— Да, впервые, — ответила она.

К слову, если не брать в расчет погоду, Латвия девушке очень понравилась. Перед поездкой многие коллеги и знакомые пугали ее предвзятым отношением латышей к русским, но пока все, кого она встретила здесь, были очень приятными людьми.

Мила попросила Кристапа рассказать ей о Риге, и он с готовностью согласился.

— Смотрите, мы как раз проезжаем старый рижский аэропорт. Вам наверняка будет интересна его история.

Девушка снова посмотрела в окно и увидела великолепное старое здание, похожее на запущенный, но все еще хранивший остатки былой роскоши дворец. Оказалось, это было самое красивое здание аэропорта, построенное в советское время. Настоящий памятник той эпохе в Латвии, вероломно предавшей все советское забвению.

Первая воздушная гавань Риги была построена в 1954 году в стиле сталинского ампира. Интерьер здания действительно убранством не уступал дворцам. Много лет именно здесь встречали мировых звезд и первых лиц государств. Фасад даже мелькал в кинофильмах! Но сегодня здание выглядело плачевно.

— Я словно в Советский Союз попала, — заворожено произнесла Мила.

Кристап нарочно притормозил у старого рижского аэровокзала, давая возможность девушке полюбоваться им. Если бы не дождь, Мила точно предложила бы выйти и прогуляться здесь. Рига все больше нравилась ей!

— Если хотите, приедем сюда завтра и даже зайдем внутрь. Раньше там были роскошные люстры, мраморная облицовка, ковры, а потолки расписаны орнаментом. Сейчас, конечно, остались лишь отголоски той красоты.

— Все равно будто на открытку смотришь.

— Здесь еще очень много красивых мест, — улыбнулся мужчина.

Мила опомнилась и приняла серьезный вид. Не хватало еще, чтобы этот латыш принял ее за глуповатую провинциалку, ничего в жизни не видевшую.

Больше ничем особенным поездка до гостиницы не поразила девушку. Вечером она надела деловое платье, уложила волосы и спустилась вниз. Мила выглядела строго и не вызывающе, но женственно. Ее уже ждал Кристап. От девушки не ускользнул его заинтересованный взгляд, но она сдержала улыбку. Важно было показать, что она профессионал своего дела и вообще серьезный человек.

Айварс Эженович Юрьянс оказался совсем не таким, каким она себе его представляла. Это был не стареющий педагог, а скорее молодящийся бизнесмен. Довольно стройный, седой, с аккуратной бородкой и в очках для зрения со слегка затемненными стеклами он выглядел очень респектабельно.

По пути Кристап рассказал ей, что Юрьянс является его бывшим преподавателем, а ныне начальником.

— Добрый вечер, Милочка, — произнес Айварс Эженович, галантно отодвигая перед ней стул. — Я очень рад, что мы с вами наконец-то познакомились лично.

— Я тоже, господин Юрьянс, — ответила Мила.

— О, не надо этих «господ». Я человек советской закалки, терпеть не могу модного нынче европейского снобизма. Давайте просто по имени отчеству.

— Хорошо.

— Сначала сделаем заказ, а потом спокойно поговорим.

Мила согласно кивнула и принялась листать меню.

— Советую выбрать что-нибудь из традиционной латышской кухни, — тоже изучая меню, заметил Юрьянс. — И конечно, «Рижский бальзам».

Мила решила, что это шутка.

— Тогда уж точно я попаду в СССР. Не страна, а машина времени какая-то.

Мужчина поглядел на нее вопросительно.

— Просто ваш Кристап сегодня рассказывал мне историю рижского аэропорта.

— А, да, он любитель истории… Тем более история Союза — тема занятная. Вы ведь родились намного позже распада?

Мила кивнула.

— А на счет бальзама я не шутил. В кофе или мороженное добавляют. Вкуснятина! И для здоровья полезно, ведь в его состав входит двадцать четыре ингредиента, включая бренди, мед, малиновый сок, черничный морс, бруснику, имбирь, корень генцианы, зверобой, липовый цвет, березовые почки, мяту и много еще чего.

Айварс Эженович как-то не спешил говорить о деле, на счет которого журналистка приехала. Дальше завел разговор о профессии Милы и о том, какой она хороший специалист.

— Вы просто мастер своего дела. Я нашел в сети несколько ваших материалов, прямо зачитывался. Ваши родители, наверное, вами гордятся.

— У меня нет родителей, я сирота, — сказала девушка.

Брови латыша поползли вверх, а затем резко рухнули и встретились на переносице.

— Извините, не знал. А как же вы умудрились получить такую профессию?

— Думаете, для человека, воспитывавшегося в детском доме, это недоступная роскошь? Я просто поступила на бюджет. Училась и одновременно работала в газете. Потом вышла замуж, а когда развелась, уже многого сумела достигнуть в своем деле и теперь вполне обеспечиваю себя сама.

— Вы уже и замужем были? — Юрьянс почему-то казался неприятно удивленным. Неужто он ее непорочной барышней считал? — Вот вы, молодежь, скоропалительно женитесь и разводитесь. В наше время вступление в брак было делом серьезным, разводы вообще были большой редкостью…

Мила молчала, не желая комментировать тему своего замужества. Ей вообще было неприятно, что позволила коснуться ее личной жизни и сиротства.

— И что же, у вас совсем нет близких? Извиняюсь за любопытство.

«Если сам понимаешь, что твои вопросы неприятны, зачем задаешь?» — возмущенно подумала девушка, но ответила вежливо.

— Есть. Это руководитель нашего детского дома. Мы до сих пор общаемся. Он многим воспитанникам дал свои отчество и фамилию, некоторым даже стал крестным.

— Очень благородно, — заметил Юрьянс.

Настроение Милы, словно ртуть в градуснике при похолодании, неуклонно скользило вниз. Зачем она сказала о том, что сирота? Можно ведь было как-то уклончиво ответить, сменить неприятную тему.

Это случилось еще в 1998 году, когда ей было пять лет. Тогда декабрьская ночь полностью завладела городом, а в одиноко стоявшем на окраине частного сектора старом покосившемся доме — излюбленном месте местных алкоголиков и прочего сброда, — произошла пьяная ссора, переросшая в драку. У кого-то в руке блеснул нож. Спустя секунду молодая цыганка схватилась за бок и хрипло застонав, сползла по стене на пол. Растрепанные темные волосы упали на лицо. Между пальцами сочилась кровь. Маленькая Мила сидела в своей кроватке и безмолвно смотрела в проем двери. Ей было видно, как в соседней комнате, среди беспорядка на полу лежит ее мать. Особенно почему-то врезалась в память шелковая алая юбка… И еще тогда было нестерпимо холодно… Казалось, что целый мир заметает.