Каждый год все ученики собираются в учебном театре имени Картера Томпсона и в который раз слушают одни и те же правила, хотя у всех на руках школьный справочник. «Мальчики должны носить пиджак с эмблемой Уоллингфорда, галстук, черные брюки и белую рубашку. Девочки должны носить пиджак с эмблемой Уоллингфорда, черную юбку или черные брюки и белую рубашку. И мальчики, и девочки должны носить черные туфли или ботинки. Никаких кроссовок. Никаких джинсов». Ну и прочее в том же духе.

Мы с Сэмом хотим запрятаться куда-нибудь подальше, но школьный секретарь, мисс Логан, нас вылавливает и показывает на пустой первый ряд.

— Мальчики, вы же двенадцатиклассники, надо подавать новеньким хороший пример.

— А можно, мы будем подавать плохой? — спрашивает Сэм.

Я фыркаю.

— Мистер Ю, — секретарша поджимает губы, — недостаток мотивации у старшеклассников в начале учебного года — серьезное упущение. Последствия будут фатальными. Мистер Шарп, я была бы весьма признательна, если бы вы не поощряли подобное поведение.

Мы пересаживаемся на первый ряд.

За кафедрой уже стоят завуч и директриса. Норткатт заводит обычную песню: какая мы в Уоллингфорде большая дружная семья, как поддерживаем друг друга в беде, как будем вспоминать потом школьные годы — лучшие годы в нашей жизни.

Поворачиваюсь к Сэму, чтобы поделиться шуткой, но он не смотрит на меня — оглядывает зрительный зал. Чем-то взволнован.

Фокус в том, что, если ты мошенник, очень сложно отключить ту часть мозга, которая оценивает ситуацию и выискивает простачка — простофилю, готового клюнуть на твое вранье. Вечно пытаешься вычислить, чего простачок хочет, как можно убедить его расстаться с деньгами.

Сэм-то не простачок, но я автоматически подмечаю, что его беспокоит, вдруг да пригодится.

— У вас с Даникой все в порядке?

Сосед пожимает плечами, а потом признается:

— Она ненавидит фильмы ужасов.

— Понятно, — говорю я как можно более ровным тоном.

— Ну, знаешь, ее волнуют всякие по-настоящему важные проблемы. Политика, глобальное потепление, ущемление прав мастеров, права геев. Пожалуй, мои интересы ей кажутся детскими.

— Ну, не все же такие, как Даника.

— Это она не как все, — взгляд Сэма, как у всех влюбленных парней, немного затуманивается. — Знаешь, ей нелегко приходится. Она сильно переживает из-за важных вещей, а остальным в основном плевать. Да и мне тоже, наверное.

Раньше глупые попытки Даники спасти мир меня порядком выводили из себя. Зачем менять мир, если он сам не хочет меняться? Но вряд ли стоит сейчас говорить об этом Сэму: не очень уместная реплика. Да я и сам уже не уверен, что так считаю.

— Может, ты сумеешь ее переубедить насчет ужасов? Ну, например, покажи ей что-нибудь из классики, возьми в видеопрокате «Франкенштейна», прочитай с выражением «Ворона». Женщины это обожают: «Прочь отсюда, птица злая! Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда, не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, удались же, дух упорный!»[1]Кто же тут устоит?

Но Сэм не улыбается в ответ.

— Ну, ладно, сдаюсь, — я поднимаю руки. — Больше не буду.

— Да нет, забавно. Дело не в тебе, просто я не могу…

— Мистер Ю! Мистер Шарп! — По проходу между креслами к нам пробирается мисс Логан, усаживается прямо позади и демонстративно подносит палец к губам. — Вы же не хотите, чтобы я вас рассадила.

Стыда потом не оберешься, и мы замолкаем. Уортон как раз зачитывает длиннющий список того, за что ученикам полагается наказание: нельзя употреблять алкоголь и наркотики, мальчишкам забираться в комнаты к девчонкам (и наоборот), прогуливать занятия, выходить из общежития вечером, краситься черной помадой. Печально, но факт: в каждом выпускном классе всегда находится как минимум один умник, который на какой-нибудь лихой вечеринке умудряется нарушить все правила разом. Очень надеюсь, что в этом году таким умником буду не я.

Ведь черная помада мне не очень идет.

Данику мы встречаем по пути в столовую. Свои русые кудряшки она заплела в семь косичек, и на каждой болтается деревянная бусина. Верхняя пуговица на воротнике белой рубашки расстегнута, так что видно цепочку с семью нефритовыми амулетами — защита от разных проклятий. Удача. Сны. Тело. Эмоции. Память. Смерть. Трансформация. Это я ей подарил на день рождения, как раз перед окончанием прошлого учебного года.

Амулеты изготавливаются мастерами: волшебники накладывают проклятие определенного типа, и носитель получает соответствующую защиту. Ведь, как известно, только камни впитывают магию. Талисман срабатывает лишь единожды: камень отводит проклятие, но сразу же трескается. Настоящие амулеты от трансформации — редкость, потому что подобных мастеров в мире очень мало; один такой рождается, наверное, раз в десять лет. Но у Даники самый что ни на есть настоящий. Я точно знаю — сам делал.

А она и не догадывается.

— Привет.

Даника шутливо толкает Сэма, и тот обнимает ее за плечи.

Все вместе мы входим в столовую.

Первый вечер нового учебного года, поэтому на столах скатерти и вазочки с розами и гипсофилами. Родители кое-кого из новеньких толкутся тут же, они под впечатлением: высокие потолки обшиты деревом, из позолоченной рамы за всеми бдительно следит суровый полковник Уоллингфорд, а мы умудряемся каким-то образом не размазывать еду по лицу.

Сегодня подают лосося в соусе терияки, бурый рис и морковь. На десерт — вишневое пирожное. Ковыряю морковь вилкой. Даника начинает с десерта и довольно констатирует:

— Вполне съедобно.

А потом безо всякого перехода принимается разглагольствовать о том, как этот год важен для «Колдунов» (так называется клуб поддержки мастеров). Мол, нужно всем рассказать о второй поправке, а на следующей неделе будет какой-то митинг, и правительство все больше вторгается в частную жизнь, и так далее. Я слушаю ее вполуха.

Поворачиваюсь к Сэму, чтобы заговорщически ему подмигнуть, но он внимает каждому ее слову, затаив дыхание.

— Кассель, — прерывается Даника, — ты не слушаешь, я ведь все вижу. Голосовать за поправку будут в ноябре. Уже в этом году. Если законопроект утвердят, мастеров принудят к тестированию. Не только мастеров — вообще всех. И пусть правительство Нью-Джерси гарантирует полную конфиденциальность — все это вранье. Мастеров начнут увольнять, не будут им сдавать жилье. Их будут арестовывать за прирожденные способности, а они, может, вовсе и не хотели их иметь.

— Знаю. Прекрасно знаю. Не надо мне все разжевывать. Я знаю.

Похоже, разозлил ее еще больше:

— Это, между прочим, тебя напрямую касается.