Наталья вновь, по одной лишь ей известной причине, оставила издевательство девчонки без отпора. Переключилась на еще двух работниц – Варю и Груню, несущих в носилках камни:

– Девчонки, камень за Стешей на дальний участок.

Только те, едва ступив на настил, замерли от недовольного голоса бригадира, раздавшегося за спиной:

– Это кто здесь командует-распоряжается? Опять ты, Наталья?

С командирской сумкой на боку, заправленным под ремень пустым рукавом, Валентина Иванович привычно взбежала на насыпь. Не без удовлетворения оценив сделанное бригадой за время ее отсутствия, тем не менее взгляд на Наталью не смягчила.

– Я думала, лучше будет, если… – на радость Зоре, начала оправдываться та.

– Здесь я бригадир! – Валентина Иванович назидательно оглядела всех собравшихся, чтобы никто не вздумал повторять подвигов Натальи. Заправила под пилотку выбившиеся волосы. – Я. И лучше знаю, какой участок готовить в первую очередь. После обеда – на кухню и в прачки.

И хотя конкретно никому не указывала, Наталья обреченно и справедливо соотнесла приказ к себе и сделала робкую попытку остаться на насыпи:

– Извините, я больше не стану…

– Никому не позволю здесь своевольничать, – снова сразу всех предупредила бригадир. – Не в бирюльки играем. Я в штаб стройки. Работаем.

Ушла, как и появилась, несмотря на свою дородность, – стремительно и бесшумно. Однако то ли назло бригадирше, то ли просто отводя себе минуту отдыха, девчата вместо указаний на работу присели на притащенный Зорей ствол осины. Варя и Стеша отстегнули от поясков солдатские фляжки, Груня освободила местечко рядом с собой для Натальи – и повыше, и от Зори дальний край.

– Слушай, Наташ, ты же была до войны нашим бригадиром. Чего эту прислали?

– А то ты не знаешь, – отмахнулась та.

Было видно, что тему эту в бригаде затрагивали не раз и она Наталье крайне неприятна. Груня понимала ее прекрасно: совестливого любой упрек ранит в самое сердце, не говоря уже об откровенных обвинениях, а их подруга себя забудет, но для других жизнь положит. А потому тон и неприязнь бригадирши, которую та особо и не старалась скрывать, огорчали.

– И знать не хотим. Чего с тобой так долго разбираются?

Наталья отвернулась, пряча выступившие слезы. И покатились они одновременно и от мелких издевательств Зори, и от указания Валентины Ивановича, запихивающего ее в самый угол всенародной стройки, и от непонятной всем тайны, завесу в которую она не могла открыть даже ближайшим друзьям. Баба Лялюшка, отпив из предложенной Варей фляжки, намерилась сказать ей свое успокоительное слово, но не успела: на насыпи появился Михалыч. Он постучал молотком по только вчера прибитому к шпалам рельсу, на глазах у всех демонстративно подложил под него несколько камней.

– Вы что, хотите, чтобы поезд под откос пошел? Умрем, но не достроим?

– Что ж ты на нас все время гомонишь, Михалыч? – переключилась с Натальи на осмотрщика баба Лялюшка. – Лучше скажи, что там на фронте. Ты к Левитану поближе.

– Позиционные бои на разных направлениях, – с такой важностью сообщил железнодорожник, словно это стародавнее словосочетание только что под великим секретом прошептали лично ему на ухо в Генштабе. – Так что смотрите мне здесь! – погрозил желтым от курева пальцем.

– Сам видишь, что стараемся до самой малой косточки.

– Колеса у поезда скажут, как старались. На дорогу, как на храм, весь фронт молится, а мы…

Посчитав свою миссию строгого надзирателя выполненной, ногой незаметно выбил обратно только что подсунутый камень – все же был лишним, женщины стараются. Боком, скользя, спустился к бригаде. Присел около бабы Лялюшки, подтянул, как именинников, за торчавшие ушки-петельки голенища сапог. Посмотрел неторопливо по сторонам, ожидая, когда спадет внимание, и всем видом показывая: я просто шел мимо, просто передохну малость рядом с вами. И когда поверил в свое актерское мастерство, будто между прочим залез в переброшенную через плечо холщовую сумку. На ощупь покопался в ней. Опять же не привлекая лишнего внимания, вытащил кулек из оберточной бумаги с торчащими через верх круглыми боками пряников. Подсунул его соседке. Та прижала, укрывая перекрещенными руками, гостинец на груди.

– Сладенького хоть немного на зубок, – наклонился к ее уху железнодорожник. – На всех. Как-то так.

Посидел для острастки еще минутку, хлопнул ладонями по коленям – пора идти дальше. Сапожные голенища от хлопка присели на свои устоявшиеся складки, уши-петельки, прячась, нырнули внутрь обуви. И ладно. Главное в его профессии, вообще-то, не тупо стучать молотком, а слушать. Если звук звенящий, чистый – можно шагать дальше. Если рельс отзывается глухим звуком, то уже беда: ищи трещину и меняй рельс. С учетом того, что дорогу стыковали из старых рельсов, что крепили их к шпалам не профессионалы, нахаживал старик километры в день.

И едва сейчас скрылся за насыпью, женщины с радостными криками налетели на подарок, расхватали из-под растопыренных пальцев бабы Лялюшки сладости. Хватило всем, один пряник даже остался в газетной воронке: наверняка Михалыч не забыл и бригадира.

– Как-то так, – смахнув с угощения прилипшие крапинки табака, первой впилась в шелушащуюся глазурь Зоря.

Остальных тоже не пришлось уговаривать. И лишь когда были собраны языком с ладоней последние крошки, Наталья привычно поднялась первой:

– Все, Золушки. Дорогу и впрямь к Медовому Спасу надо сдать. За работу.

Баба Лялюшка заранее, дабы крестница не ляпнула чего-нибудь в ответ, отвесила Зоре легкий подзатыльник. Не смолчала Стеша:

– Доля ты русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать.

Разминая спину, потянулась. Под тельняшкой остренько обозначилась грудь нерожавшей женщины, вздыбив черно-белые волны девятым валом, и Стеша, забыв Некрасова, игриво поддела ее снизу несколько раз. Но такое добро в той или иной мере имелось у каждой в бригаде, и особого эффекта демонстрация фигуры не произвела. Может, только Варя пристальнее других попробовала оценить женские прелести напарницы глазами мужа, но Груня подтолкнула ее к носилкам – наше дело браться за них да идти за грузом.

Глава 4

Штабные землянки, даже если и сооружаются на недолгий срок, обустраиваются быстро и основательно. Во-первых, в понятие «короткий срок» на войне мало кто верит, а во-вторых, именно из мгновений в «день-два» тихой сапой сложился уже второй полноценный год Великой Отечественной. Так что переносить жизнь и уют на завтра на фронте разучились: все сегодня и сейчас.

Преимущество штабных землянок перед солдатскими блиндажами состояло еще и в том, что для обслуживания командиров предусмотрены ординарцы, адъютанты, посыльные, охрана, которые и по долгу службы, и чтобы убить время приукрашивают всяк на свой лад быт начальников. Авось отметят и на передок не отошлют.

Начальник контрразведки спецобъекта 217 майор Врагов мог бы тоже отметить своего ординарца, поставившего на столик букет цветов в гильзу от неразорвавшейся «крылатки». Оперение мины уверенно удерживало на приставном столике цилиндр с колокольчиками, но Врагов, ворвавшийся в землянку, даже не взглянул на новый элемент ее убранства. Прошел к стене, отодвинул, как в деревенской печке, ситцевую занавеску рядом с «летучей мышью». Всмотрелся в висевшую за ними карту района.