Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сэр Элвин Гроувз, которого он видел в тот вечер, широко намекнул на психические расстройства как на причину специфических симптомов сэра Майкла Феррары. Хотя у сэра Майкла были определенные сделки со своим адвокатом ранним утром, по словам знаменитого врача, он, по-видимому, совсем забыл об этом деле.
– Между нами, Кеан, – признался сэр Элвин, – я полагаю, что он изменил свое завещание.
Размышления Кеана прервал вопрос таксиста. Он сел в машину, назвав адрес сэра Майкла Феррары.
Его мысли постоянно возвращались к Майре Дюкен, которая в этот момент лежала, прислушиваясь к малейшему звуку из комнаты больного; которая боролась со страхом, чтобы выполнить свой долг перед своим опекуном – страх перед машущими призрачными руками. Такси мчалось по почти пустым улицам и, наконец, завернув за угол, покатило по обсаженной деревьями аллее, мимо трех или четырех домов, освещенных только лунным светом, и остановилось перед домом сэра Майкла Феррары.
Во многих окнах горел свет. Входная дверь была открыта, и на крыльцо лился свет.
– Боже мой! – воскликнул Кеан, выпрыгивая из машины. – Боже мой! Что случилось?
Тысяча страхов, тысяча упреков наполнили его мозг безумием. Он взбежал по ступенькам и чуть не бросился на мужчину, который стоял полуодетый в дверях.
– Фелтон, Фелтон! – хрипло прошептал он. – Что случилось? Кто…
– Сэр Майкл, сэр, – ответил мужчина. – Я думал, – его голос сорвался, – вы доктор, сэр?
– Мисс Майра…
– Она упала в обморок, сэр. Миссис Хьюм сейчас с ней в библиотеке.
Кеан протиснулся мимо слуги и вбежал в библиотеку. Экономка и дрожащая горничная склонились над Майрой Дюкен, которая лежала полностью одетая, белая и неподвижная. Кеан бесцеремонно схватил ее за запястье, опустился на колени и приложил ухо к неподвижной груди.
– Слава Богу! – сказал он. – Это всего лишь обморок. Присмотрите за ней, миссис Хьюм.
Экономка с застывшим лицом опустила голову, но не решилась заговорить. Кеан вышел в холл и похлопал Фелтона по плечу. Мужчина резко повернулся.
– Что случилось? – потребовал он. – Сэр Майкл?…
Фелтон кивнул.
– За пять минут до вашего прихода, сэр. Его голос был хриплым от волнения. – Мисс Майра вышла из своей комнаты. Ей показалось, что кто-то позвал ее. Она постучала в дверь миссис Хьюм, и миссис Хьюм, которая как раз собиралась ложиться спать, открыла ей. Ей также показалось, что она слышала, как кто-то звал мисс Майру на лестнице.
– Ну?
– Там никого не было, сэр. Все были в постелях; я сам только раздевался. Но был какой-то слабый аромат, что-то вроде церковного, только отвратительный, сэр…
– Отвратительный! Вы раньше чувствовали такой запах?
– Нет, сэр, никогда. Миссис Хьюм и мисс Майра замечали его в доме и в другие ночи, и одна из горничных тоже. Мне сказали, что прошлой ночью он был очень сильным. Так вот, сэр, когда они стояли у двери, они услышали ужасный сдавленный крик. Они обе бросились в комнату сэра Майкла, и …
– Да, да?
– Он лежал, наполовину свесившись с кровати, сэр…
– Мертвый?
– Мне сказали, что он выглядел так, как будто его задушили, и …
– Кто сейчас с ним?
Мужчина побледнел еще больше.
– Никто, мистер Кеан, сэр. Мисс Майра закричала, что две руки только что отпрянули от его горла, когда она и миссис Хьюм подошли к двери, и в комнате не было ни одной живой души, сэр. Мы все боимся входить!
Кеан повернулся и побежал вверх по лестнице. Верхняя площадка была погружена в темноту, а дверь комнаты, которая, как он знал, принадлежала сэру Майклу, была широко открыта. Когда он вошел, до его ноздрей донесся слабый запах. Это заставило его застыть на пороге с холодком сверхъестественного страха.
Кровать стояла между окнами, и одна занавеска была отодвинута, впуская поток лунного света. Кеан вспомнил, что Майра упоминала об этом обстоятельстве в связи с беспорядками прошлой ночью.
– Кто, во имя всего святого, открыл этот занавес! – пробормотал он.
Полностью в холодном белом свете лежал сэр Майкл Феррара, его серебристые волосы блестели, а сильное, угловатое лицо было обращено к проникающим лучам. Его остекленевшие глаза вылезали из орбит, лицо было почти черным, а пальцы мертвой хваткой вцепились в простыни. Кеану потребовалось все его мужество, чтобы прикоснуться к нему.
Он был совершенно мертв.
Кто-то бежал вверх по лестнице. Кеан обернулся, наполовину ошеломленный, ожидая появления местного врача. В комнату вбежал его отец, одновременно включив свет. Сероватый оттенок проступал сквозь его румяный цвет лица. Он едва замечал своего сына.
– Феррара! – воскликнул он, подходя к кровати. – Феррара!
Он упал на колени рядом с мертвецом.
– Феррара, старина…
Его крик закончился чем-то похожим на рыдание. Роберт Кеан повернулся, задыхаясь, и спустился вниз.
В холле стоял Фелтон и еще несколько слуг.
– Мисс Дюкейн?
– Она пришла в себя, сэр. Миссис Хьюм отвела ее в другую спальню.
Кеан поколебался, затем вошел в опустевшую библиотеку, где горел свет. Он начал расхаживать взад и вперед, сжимая и разжимая кулаки. Вскоре Фелтон постучал и вошел. Очевидно, этот человек был рад возможности с кем-нибудь поговорить.
– Мистеру Энтони позвонили в Оксфорд, сэр. Я подумал, что вам, возможно, будет интересно узнать. Он едет сюда на машине, сэр, и будет здесь в четыре часа.
– Спасибо, – коротко сказал Кеан.
Десять минут спустя к нему присоединился отец. Это был стройный, хорошо сохранившийся мужчина, подвижный, но в глазах своего сына он постарел на пять лет. Его лицо было необычно бледным, но он не проявлял никаких других признаков эмоций.
– Что ж, Роб, – коротко сказал он. – Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать. Я слушаю.
Роберт Кеан прислонился спиной к книжной полке.
– Я должен кое-что сказать вам, сэр, и кое о чем спросить вас.
– Сначала расскажи свою историю, а потом задавай свой вопрос.
– Моя история начинается в заводи Темзы …
Доктор Кеан уставился на него, выпятив челюсть, но его сын продолжил рассказывать, с некоторыми подробностями, об обстоятельствах, сопровождавших смерть короля-лебедя. Далее он рассказал о том, что произошло в комнатах Энтони Феррары, и о том, как что-то было взято со стола и брошено в огонь.
– Стой! – сказал доктор Кеан. – Что он бросил в огонь?
Ноздри доктора затрепетали, а глаза горели каким-то с трудом сдерживаемым чувством.
– Я не могу поклясться в этом, сэр…
– Неважно. Как ты думаешь, что он бросил