Вызванная к шляпе, Аленка увидела только красные флаги. Они были не чисто красные, что смущало девочку, но ведь красные — это «наши», они не могут быть плохими, ведь так? И Аленка двинулась к табурету, думая о том, что ей нужно к «нашим».

— Гриффиндор тебе совсем не подходит! — пыталась ее убедить Шляпа, но девочка стояла на своем.

— Красные флаги — мне нужно туда! — упрямо твердила Аленка. — Очень нужно!

— Хорошо, — наконец, сдался головной убор. — Будь по-твоему, Гриффиндор!

С робкой улыбкой, надеясь на защиту «наших» Аленка двинулась к столу ало-золотых, еще даже не поняв, что в этой ставшей ей чужой стране, все чужое, и даже красный цвет означает совсем другое. Но устроившаяся за столом Гриффиндора девочка этого еще не знала. Аленка просто надеялась на то, что ее смогут хоть немного защитить от палачей.

Глава 3

За столом Аленка увидела лагерника, такого же, как она. Он отличался от толстых детей вокруг. «Наверное, из другого лагеря перевели», — подумала девочка, глядя на зеленоглазого мальчика. Сидевшая рядом с лагерником девочка что-то тихо выговаривала мальчику, отчего он выглядел виноватым, пытаясь что-то объяснить. Аленка помнила, что в конце, перед тем как ее решили убить, такие девочки наравне с женщинами заботились о них. «Значит, это его мама», — поняла девочка. И тут ее ждало новое испытание — стол заполнился едой. Аленка слышала от других, что, когда палачи хотят отравить, она дают что-то вкусное. Тихо всхлипнув, девочка потянулась за пюре с отбивной, желая наесться напоследок.

Аленка ела, роняя слезы, потому что выдержать и не есть не могла, а ее точно отравили. Она это точно знала. Было немного обидно оттого, что все заканчивается именно так, и теперь будет только боль и ничего больше. Странно, но никто из софакультетников не заметил состояния девочки, кроме зеленоглазого… Он обратил внимание своей мамы на Аленку.

— Почему ты плачешь? — спросила кудрявая мама зеленоглазого.

— В еде отрава, — объяснила Аленка. — Через полчаса-час станет плохо, а потом я умру.

— Не может быть! — расширила глаза эта девочка. — Ты точно знаешь?

— Ну а как иначе? — тихо спросила Аленка. — Вокруг палачи…

А потом они познакомились. Зеленоглазого звали Гарри Поттер, а его маму — Гермиона Грейнджер. Подумав, Гермиона предложила Аленке другую еду, сказав, что эту отравить очень сложно, и девочка послушалась. Аленка всегда была послушной, если говорят, что надо так, значит так правильно.

Гермиона была в ужасе от сказанного Луной Лавгуд. Кудрявая девочка помнила, как Гарри было плохо после пира, понимая, что беловолосая точно понимает, что говорит, а это значило, что нужно поискать чары для определения ядов в еде. Еще мисс Лавгуд выглядела какой-то потерянной, как будто у нее никого не было.

А Аленка, поев, замерла за столом, боясь пошевелиться, чтобы ее не заметили палачи. После еды были какие-то песни, больше похожие на то, как палачи орали какие-то свои песни как-то в свой палаческий праздник. А потом их погнали в барак. Барак назывался «гостиная» и «спальня», но для Аленки разницы не было никакой… Даже когда она увидела мягкие кровати, то просто поняла, что палачи продолжают развлекаться. Хотелось забиться под кровать, и чтобы никто не нашел, но девочка справилась с собой, думая о том, будут ли их бить ночью или уже утром?

Но палачи будто забыли о них, поэтому Аленка чуть расслабилась, закрывая глаза. В душ идти она, все-таки, побоялась, только заглянув в дверь. Очень уж душевая была похожа на ту… последнюю… Поэтому девочка решила попытаться пережить эту ночь. Но, видно была не судьба — Аленку бросило в пот, резко и сильно заболел живот, заставив застонать. Девочка поняла — яд начал действовать и теперь ей будет только больнее. Заплакав, потому что уже было можно, Аленка переполошила соседок по бараку.

— Что с тобой? — спросила какая-то девочка, имя которой Аленка не запомнила.

— Отравили… — сквозь слезы ответила ей Алена.

Спустя полную боли вечность девочка почувствовала, что теряет сознание, когда что-то изменилось. Появилась какая-то женщина, а потом Аленке в губы что-то ткнулось. Женщина приказала выпить, и девочка пила. Постепенно боль начала утихать, а глаза слипаться. Аленка поняла, что умирает, и это было… никак. Девочка знала, что палачи ее рано или поздно убьют, поэтому приготовилась, прошептав немеющими губами молитву, которой ее научила баба Зина.

Мадам Помфри не понимала, что происходит. То к ней почти вломилась первогодка непонятно с какого факультета, потому что была в пижаме, с криком «Луна умирает», потому выяснилось, что это Гриффиндор… Поппи уже ничему не удивлялась, вытянув их спальни девочку, действительно выглядевшую, как отравленная, но потом оказалось, что у сразу не обнаруженного мистера Поттера ровно такие же симптомы. Наложив диагностику, медиведьма ничего не поняла, потому что целительницей не была, поэтому просто споила обоим зелье сна, понадеявшись, что до утра они придут в себя. В Мунго ей обращаться было запрещено, а проблем она не хотела. Но по всему выходило, что этих двоих действительно отравили. Подумав, медиведьма споила обоим еще и универсальный антидот, ибо что за Поттера, что за чистокровку ей могли устроить очень серьезные неприятности.

Алена проснулась утром, живот уже не болел. Оглядевшись, девочка заметила спящего зеленоглазика, а остальные койки были пусты. Вокруг все было белым, то есть это могла быть ривьера, так лагерный лазарет назывался. «Неужели выжили только мы?» — подумала девочка. Маму зеленоглазика было жалко до слез, уж очень хорошей она была…

— Мисс Лавгуд, вы здоровы, — лагерная врачиха возникла возле кровати неожиданно, отчего Аленка вся сжалась в ожидании первого, самого страшного, удара. — Переодевайтесь, вы свободны.

— Яволь… — пискнула девочка, все еще страшась характерного свиста, но ничего не происходило, отчего она открыла глаза, никого рядом не увидев, и принялась быстро переодеваться, чтобы успеть убежать до того, как врачиха передумает.

Мадам Помфри была сильно озадачена — мисс Лавгуд ее испугалась, причем очень сильно, это-то медиведьма видела, поэтому женщина, не обратив внимание на сказанное первокурсницей, отошла к мистеру Поттеру. Причина такого страха у девочки от мадам Помфри ускользала, но предположения были, поэтому женщина просто пожала плечами, не желая лезть во внутрисемейные отношения чистокровных.

Выскочившая из Больничного Крыла Аленка не знала бы куда бежать,