оказалась крепкой как стальной трос. Движением, напоминающим тренировку бицепсов тяжёлыми гантелями, я наклонил его на уровень своей груди. Я натягивал златую цепь как цепь бензопилы. Она прочертила глубокую борозду между телом и крупной головой. Но я чувствовал себя скорее дедом, вытянувшим репу, чем Давидом. Мои пальцы побелели, а его лицо побагровело и он прохрипел:

— Отпусти.

Охрана бездействовала, словно он был у меня в заложниках. Я почувствовал себя хозяином положения и тихо спросил:

— Что тебе надо от моей жены?

Он удивлённо поднял глаза вверх и пробормотал:

— Я не знал, что она твоя жена. Отпусти…

Чуть позже Мария спросит меня: — «Зачем ты вмешался? Ведь ты же не знал, кто он для меня?». А я ей отвечу: «Конечно, я всё знал! Я всё прочитал на твоем лице». А сейчас я отпустил его со словами:

— Пошёл вон!

В эту же секунду я сразу стал очень уязвим. Словно ёжик без колючек — одно только нежное брюшко со всех сторон. Они могли теперь поступить со мной как угодно. А я спокойно как мог взял девочку на руки и мы двинулись в сторону моей машины. Прошли рядом с парнями в кожаных куртках, но они ничего не сделали нам.

Адреналин вбрызгивается в кровь за одну секунду, а бродит в ней несколько часов. Он будоражит нас ещё и тогда, когда никакой биологической надобности в нём уже нет. Меня слегка потряхивало, но я старался делать вид, что спокоен.

— Куда мы сейчас? — спросила Маша.

— Пулемёт отвозить. — ответил я. Она ничего не поняла, но вместо того, чтобы переспросить меня, вдруг заявила:

— Мне не в чем оправдываться! Это приятель моего шефа. Наш ВИП-клиент. Но я не давала ему никакого повода.

Я только усмехнулся в ответ, покачав головой и мысленно произнёс: «Можно подумать что, если бы ты дала ему повод, тебе пришлось бы оправдываться! Разве у тебя есть какие-то обязательства передо мной? Ах, ну да… ведь я же поцеловал тебя при всех».

На следующий день вечером эти парни меня подкараулили и избили. Но я был даже рад. Для меня это означало, что я ему больше ничего не должен. Но сам этот случай заменил нам много несказанных слов и признаний. Мы оба чётко дали понять, что нужны друг другу. Мы оба испытывали чувства друг к другу. А их научная дефиниция нас нисколько не интересовала.

Я задавал себе вопрос: что это, любовь или влюблённость? И не хотел отвечать на него. Ведь и то и другое — лишь временное опьянение гормонами, циркулирующими в крови. Оно непременно проходит как любое опьянение. С обязательными последствиями. Что-то вроде похмелья, должно быть. Совсем другое дело — полное совпадение двух половинок, деталек, пазликов. Ничто в ней не вызывало у меня отторжения. Напротив, все выступы в её натуре совпадали со впадинками в моей. Я находил у себя то, о чём раньше не догадывался. Но обнаруживал как только выяснял, что для полного совпадения оно непременно должно у меня быть. Это слишком необычайно для случайного совпадения. Значит мы просто созданы друг для друга. А это от Бога. А значит это непреходящее. Значит это больше, чем любовь.

Большинство в мире женщин думают так: «Я хочу, чтобы меня любили такой, какая я есть. Глупая? Жадная? Эгоистичная? Ну и что? Ведь это же я! За одно это я хочу получать внимание, восхищение и заботу. Мария не стремилась ничего получать. Может быть потому, что у неё было очень трудное детство. Она привыкла заботиться о себе сама. Не ждала ни восхищения, ни внимания. Всего добивалась своим трудом. Не боялась трудностей и была предельно рациональна. Не потому, что была сухим человеком. Просто это была привычка экономить силы и возможности всегда, если уж ты можешь рассчитывать в жизни только на себя.

Однажды осенью просто и буднично она сказала мне:

— Сейчас мы поедем ко мне.

— К тебе? — удивился я — Зачем?

— Увидишь.

— Разве ты не помнишь, что я женат?

— Помню. Но у нас с тобой какие-никакие отношения. А у них должна быть возможность развиваться. Ведь если у тебя в горшке живёт деревце, ты должен время от времени пересаживать его в горшок большего размера. А иначе оно умрёт.

Она жила в съёмной маленькой квартирке. Как я и думал, она позвала меня не музыку слушать или пазл собирать. Я был отправлен в душ. А когда вышел, она уже лежала под простынкой полностью обнажённая. Это было похоже на чудо. Она досталась мне как жениху достаётся невеста. И я мечтал в те минуты лишь об одном, — чтобы во всей оставшейся жизни у меня не было ни одной женщины кроме нее.

Прошло много времени, а я всё ещё не мог надышаться её запахом. И вдруг меня пронзило ощущение, что произошло нечто ужасное. Предмет гигиены предательски соскользнул и остался внутри. Какой же я растяпа! Размечтался, летая в межзвёздном пространстве. Как я теперь сообщу ей об этом? И что я услышу в ответ? Но сообщать пришлось. И я услышал:

— Ты понимаешь, что это очень, очень плохо?

— Да, понимаю.

— Догадываешься, что может произойти?

— Угу…

Из её уст это звучало как очень строгий выговор.

Осень расцвела, покрыв деревья позолотой. Прогуливаясь в выходные за городом по лесной дорожке Машенька, как бы между прочим, сообщила:

— Я сделала тест. У меня две полоски.

— Тест на ковид? — уточнил я.

— Ага, конечно. Какой же ещё?

— А причём здесь две полоски? — продолжал тормозить я.

— А при том, что я бурундук. Обыкновенный! — засмеялась она.

Недотёпа! Я только на другой день понял суть того, что она сообщила мне. Это вызвало во мне целую бурю эмоций. Словно судьба вела меня по дорожке из жёлтого кирпича прямо в Изумрудный город моего счастья. Я должен как можно быстрее развестись. Но я скажу ей об этом позже. Только чтобы сообщить о результате. Меня охватило такое чувство нежности, что мне самому захотелось стать бурундуком, чтобы кормить её запасами зёрнышек из своих защёчных мешков. Мне нужно очень спешить, чтобы успеть сделать ей предложение раньше, чем она задастся вопросом — оставлять нам нашего бурундучка или нет? Конечно, я его в обиду не дам. Но не хочу думать даже о самой возможности такого обсуждения.

Осень продолжала наливаться и сгущать свои любимые цвета. В ближайший выходной мы снова должны были поехать на озеро. Я позвонил своей девочке, чтобы сообщить, что скоро заеду за ней. Но она