Уже миновав Курильскую гряду, всё далее к югу, успокоилось, посветлело.

Тогда и встретились первые жертвы.

Эти жалкие шхуны несчастных японских рыбаков не являлись чем-то значимым, если бы не помнить рассказы камчадалов о браконьерских инцидентах, доходящих до смертельных стычек. Не знать, чьими стараниями происходит снабжение японского лагеря на Шушу, кто там – в регулярных силах, кто и сейчас мог оказаться разведкой.

Да и военно-экономическая целесообразность не списывалась.

Дезертир на войну, Вадик Тютюгин, облокотившись на планширь, курил, смотрел, как два деревянными обводами паровых раритета медленно погружались в воду.

Мимо на нижние палубы, конвоем с ленточками «Рюрик», поникшей гурьбой вели пропахших рыбой и ещё чем-то специфическим желтолицых пленников.

– Вы медикус по образованию? – вежливый и осторожный вопрос со спины.

Думал, судовой врач – тоже вышел подымить на воздухе, да на расправу поглядеть…

Ан нет – иеромонах.

– Ну что вы! Инженерное строительное и судовое электромеханическое. Но много уделял естествознанию. Да и супруга бывшая – врач.

– Бывшая?

– Не сжились, разошлись…

– Грешно то.

Следующая добыча (уже посерьёзней) попалась только на следующий день.

Английский пароход «Истри» с грузом угля.

Рожественский, проходя своим отрядом, скрытно и шумно, спеша и целенаправленно, почти предсказуемым, но стремительным маршрутом, наделал шуму-шороху.

Японские власти, как могли, оповестили телеграфом об опасности… И дали «отбой» по восточному побережью, когда поступило известие, что «адмирал Арктики» якобы уже в Китайском море – застоявшиеся в портах посудины побежали навёрстывать упущенные прибыли.

Наверное, именно этим объясняется такое обилие встреченной добычи на пути русского рейдера.

По крайней мере, с английским угольщиком было именно так – отстоявшийся пару суток в порту Йокогамы «Истри» продолжил свой путь к месту назначения в Хоккайдо, чтобы нарваться на «Лену».

– Куда его? – решали советом на капитанском мостике.

Трусов раздумывал недолго, посмотрев заявленные характеристики конфискованного судна:

– Сангарским я бы не рискнул. И с нами до Артура тащить обременительно с его двенадцатью узлами.

– Так куда? – повторил вопрос прапорщик из «доброфлотцев», поставленный капитаном на призовой трофей. Почему-то недовольный этим назначением.

– В Корсаков-на-Сахалине. А там, даст бог, как обстановка будет – уходите во Владивосток.

Потом уже ближе к вечеру пришлось бросить очередную «мелочь-рыбака», развернувшись, погнавшись за дымами на горизонте, настигнув уже в ночи́ по беспечным топовым огням.

Оказался «австриец»-межконтинетал с грузом из Южной Америки.

Командовавший досмотровой партией лейтенант барон Курт Штакельберг вернулся довольный, просто-таки сияя:

– Законный приз: три с половиной тонны маисовой муки в мешках и другой провизии, включая экзотические фрукты… вино!

Где поймали, там и встали, не особо беспокоясь, подсвечивая прожекторами, свозя часть груза себе на борт, доводя судовые запасы провианта (включая жидкий) до необходимых норм. Пока командир опять решал, что делать с судном:

– Сколько этот семитысячник на ходу?

– Капитан злой, как собака, чертями немецкими кроет, – морщился Штакельберг, – то одно говорит, то другое. Но я по низам прошёлся, на дойче с механиками перекинулся – шестнадцать дадут.

– Евгений Александрович, – вмешался Тютюгин, вертя в руке оранжевый плод, – а вот этот груз неплохо было бы доставить в осаждённый Порт-Артур.

– С чего бы? – На голос повернулись оба офицера.

– В крепости цинга.

Трусов было хотел спросить «а вы почём знаете?», но сообразил:

– Полагаете?

– Нашим братушкам, солдатику-матросику, конечно, капустки бы квашеной против авитаминоза, – необычный пассажир деловито и аккуратно снял кожуру, отправив в рот дольку, оскалясь, – но пусть уж апельсинами давятся.

– Эк у вас, Вадим Николаевич, народная кухня от всех бед.

– Ха.

– Ах «ха!», извольте, – посуровел Трусов, отводя «американца» в сторону, – вы бы поосторожней… Что в кают-компании с выражениями да с пророчествами, что с нижними чинами излишне запанибрата, хочу вам заметить.

– Вот за одного нижнего и я хочу заметить. Думаете, я спроста?

– А ну-ка!

– Дитш Пётр. Говорит, что старший квартирмейстер. Он не из разжалованных?

– Не помню такого, – Трусов повернулся к Штакельбергу, назвав фамилию матроса.

– Это не наш, – откликнулся лейтенант, подходя ближе, – наверное, из набора Доброфлота и явно из остзейцев. А что с ним не так?

– Ага, – согласился Тютюгин, – акцент у него соответствует – лабус. Но словечки иногда проскакивают такие, что я подумал – из образованных. Не из бывших ли офицеров? То, что мне ненароком вопросики задают «откуда я такой красивый?», я уже привык, но чтобы простой матросик…

– В карцер наглеца! – предложил лейтенант.

– Да погодите «в карцер», – вдруг напрягся Трусов, вспомнив и данные секретные подписи, и предупреждения столичного чиновника, – тут дело может быть посерьёзней.

– Я и говорю, – гнул своё Штакельберг, – в карцер и вытрясти из шельмы всё, что задумал.

– Значит так, – каперанг совсем нахмурился, глянув на штурманскую карту, зыркнув на левый борт, где продолжался ночной аврал, уточнил «который час?» и, наконец, вымучил решение: – Значит так! На «австрийца» команду – пойдёт с нами к Ляодуну. А за Дитшем этим боцману прикажите установить пока негласное наблюдение. А то пойдёт в отказ, докажи потом…

Следующим утром уже были на широте Токио и задержали сразу двух «англичан» всё с тем же самым возимым грузом – углём. Их пришлось быстро топить, так как со стороны берега, ориентировочно от залива Сагами, где у японцев база флота Йокосука, кто-то уж больно быстро и целеустремлённо шёл на сближение.

Конфискованный «австриец» хоть и держался заведомо мористее, но с его «шестнадцатью» только от какого-нибудь «Мицусимы» и убегать. А вот окажись со стороны Японии быстроходный полноценный крейсер, не поздоровилось бы и «Лене».

Затем повстречали пароход под американским флагом, следующий из Японии в Гонконг. В этот раз ничего существенного призовой офицер не обнаружил. Осмотрев бумаги, судно отпустили, предварительно ссадив на его борт команды с английских угольщиков и австрийского транспорта.

Очередные сутки (именно сутки, потому что и ночью умудрились выйти на огни очередного улова) скучать не пришлось – из пяти задержанных двое отпущены, ещё двое утоплены, один запризован. И снова «британец», что не удивительно, помня о том, кто «правит морями».

Партия полевых пушек отправилась в обход Японии во Владивосток с новой командой.

Примерно на траверсе острова Сикоку пришлось погоняться за посудиной под «хиномару», отчаянно отстреливающейся из двух раздолбанных трёхдюймовок.

Потопить одной артиллерией судно под 8000 тонн было не так уж и просто, если бы японцы сами не открыли кингстоны. Открыли, уже когда окончательно заткнулись их пушки, а пожары потушить было немыслимо.

Выловленные из воды узкоглазые матросы знали только о корпусах для трехсотпятимиллиметровых снарядов в грузе из самой Англии. Но что-то там, в трюмах «Мару», было ещё, иначе с чего бы капитан так отчаянно сопротивлялся.

Прежде чем