Босх молчал, давая ей справиться с административным разочарованием. Времени это заняло немного.

— Ладно, что еще случилось сегодня?

— Не так уж много. Пара самоубийств.

— Хорошо, когда собираешься начать завтра?

— Хотел бы пораньше. Сделаю несколько звонков, посмотрю, что удастся задействовать. И прежде чем приниматься за что-либо, нужно официально подтвердить, что кость, которую нашла собака, человеческая.

— Хорошо, держи меня в курсе.

Босх пообещал и положил трубку. Затем позвонил домой Тересе Корасон, окружному медицинскому эксперту. Их внеслужебные отношения прекратились несколько лет назад, и она по меньшей мере дважды меняла адрес, но номер ее телефона оставался прежним, и Босх его помнил. Сейчас это оказалось кстати. Он объяснил, в чем проблема, сказал, что ему требуется получить официальное подтверждение того, что кость является человеческой, прежде чем обращаться в другие службы. Добавил, что если подтверждение последует, ему понадобится, чтобы археологическая группа как можно скорее приступила к работе на месте преступления.

Корасон заставила его ждать почти пять минут.

— Так, — произнесла она, снова взяв трубку, — связаться с Кати Кол я не смогла. Ее нет дома.

Босх знал, что Кати Кол — штатный археолог. Причиной включения в штат этой женщины являлось извлечение костей из захоронений в пустыне северного округа, которые обнаруживали каждую неделю. Но ее необходимо было вызвать для руководства поисками костей на холме возле Уандерланд-авеню.

— И что же прикажешь делать? Мне нужно получить подтверждение сегодня вечером.

— Гарри, ты слишком нетерпелив. Как собака с костью, не в обиду будь сказано.

— Тереса, там останки ребенка. Можем мы обойтись без шуток?

— Приезжай сюда. Я взгляну на кость.

— А как насчет завтрашнего дня?

— Приведу все в действие. Я оставила сообщение Кати, и, как только закончим разговор, позвоню в контору, скажу, чтобы связались с ней по пейджеру. В университете есть судебный антрополог, с которым у нас заключен договор, если он в городе, я его привезу, когда кости будут отрыты. И сама буду там. Удовлетворен?

Последнее обещание заставило Босха задуматься.

— Тереса, — наконец сказал он, — я хочу по мере возможности сохранять это дело в секрете как можно дольше.

— На что ты намекаешь?

— Я не уверен, что медицинскому эксперту округа Лос-Анджелес необходимо там находиться. И я давно уже не видел тебя на месте преступления без оператора с камерой.

— Гарри, это частный видеограф, понимаешь? Фильмы, которые он снимает, предназначены для того, чтобы я пользовалась ими в будущем, и находятся всецело под моим контролем. В шестичасовые новости они не попадут.

— Все равно. Думаю, нам нужно избежать каких бы то ни было осложнений с этой стороны. Это дело об убийстве ребенка. Сама знаешь, какой к ним интерес.

— Давай приезжай сюда со своей костью. Я через час ухожу.

И она бросила трубку.

Босх пожалел, что не был более дипломатичным, но остался доволен тем, что высказал свои соображения. Корасон регулярно появлялась в телепередачах, посвященных судебной тематике, как эксперт. Кроме того, она стала брать с собой оператора с камерой, чтобы о делах, над которыми она работала, можно было создавать документальные фильмы о деятельности полиции и о судебных процессах и показывать по кабельным и спутниковым каналам. Босх не мог допустить, чтобы ее цели знаменитого коронера препятствовали его целям детектива, ведущего расследование предполагаемого убийства ребенка.

Он решил позвонить во вспомогательную службу управления и в службу собак-ищеек после того, как получит подтверждение относительно найденной кости. Поднялся и отправился на поиски Гийо.

Доктор сидел за столиком на кухне и что-то писал в скрепленном спиралью блокноте. Он поднял взгляд на Босха:

— Делаю запись об оказанной вам помощи. Я вел записи обо всех своих пациентах.

Босх молча кивнул, хотя счел странным, что Гийо стал упоминать о нем.

— Доктор, я уезжаю. Завтра мы вернемся, видимо, большой группой. Возможно, нам опять потребуется ваша собака. Вы будете дома?

— Буду и с удовольствием помогу. Как ваши ребра?

— Побаливают.

— Только при вдохе, так ведь? Примерно через неделю это пройдет.

— Спасибо, что позаботились обо мне. Коробку из-под обуви возвращать вам не нужно?

— Нет, я бы теперь ее не взял.

Босх направился к выходу, но потом обернулся и спросил:

— Доктор, вы живете один?

— Теперь да. Жена умерла два года назад. За месяц до пятидесятой годовщины нашей свадьбы.

— Сочувствую.

Гийо кивнул и сказал:

— У моей дочери своя семья в Сиэтле. Я вижусь с ними редко.

Босх хотел спросить почему, но промолчал. Еще раз поблагодарил его и вышел.

Ведя машину к дому Тересы Корасон в Хэнкок-парк, он держал руку на коробке из-под обуви, чтобы та не тряслась и не соскользнула с сиденья. Волнение все сильнее охватывало Босха. Он сознавал, что фортуна отвернулась от него в этот день. Ему досталось худшее из дел, какое только может достаться. Об убийстве ребенка.

Такие дела не дают покоя. Опустошают и ранят. Бронежилетов, способных защитить от них, не существует. Дела об убийстве детей не дают забыть, что мир полон насилия.

Тереса Корасон жила в особняке, выстроенном в средиземноморском стиле, с мощеной дорогой для машин и прудом перед фасадом. Восемь лет назад, когда у Босха был с ней короткий роман, она ютилась в квартире с одной спальней. Благодаря доходам телезнаменитости у Тересы появились дом и новый стиль жизни. Она даже отдаленно не походила на женщину, которая появлялась у Босха в полночь с бутылкой красного вина и видеокассетой с записью ее любимого фильма. Женщину, откровенно стремящуюся к богатству, но еще не умеющую использовать для этого свое положение.

Босх понимал, что сейчас он напоминает Тересе о том, кем она была и что утратила ради приобретения всего, чем обладает. Неудивительно, что их встречи теперь стали редкими и нервозными, как визит к зубному врачу.

Он остановил машину и вышел, взяв коробку и снимки. Шагая мимо пруда, заглянул в него и увидел темные силуэты плавающих рыб. Улыбнулся, вспомнив фильм «Китайский квартал» и как часто они смотрели его в тот год, когда были вместе. Как нравился Тересе в нем коронер, который в черном мясницком фартуке ел бутерброд, осматривая мертвое тело. Босх сомневался, что у нее сохранилось прежнее чувство юмора.

Лампочка над массивной деревянной дверью вспыхнула, и Корасон открыла ее прежде, чем Босх успел подойти. Она была в широких черных брюках и кремовой блузке. Видимо, Тереса собиралась на новогоднюю вечеринку. Она взглянула на его машину и сказала: