— Выбирай выражения, — обиделся двухцветный человек. — Я вовсе не дух!

Он сел рядом, краски на его лице смазались.

— А, — сказал Элизахар и замолчал. — Холодно, — произнес он спустя некоторое время.

Смутная догадка несколько раз мелькала у него в мыслях, но он никак не мог ухватить ее и облечь в слова. Наконец он с трудом спросил:

— Мы ведь с тобой уже виделись... когда-то?

— Полагаешь? — осведомился старик с откровенным презрением.

— Не знаю... Разве ты меня не встречал?

— А ты меня? — Чильбарроэс задирал брови все выше и выше, и складки на его лбу сжимались все теснее.

— Я... — Элизахар замолчал. У него болело все тело. Чильбарроэс хмыкнул и сухо плюнул в сторону. Затем поднял голову и проводил взглядом уходящие луны — они были готовы скрыться за горизонтом почти одновременно.

— Пойдешь со мной? — спросил он Элизахара.

— Далеко?

Яркие зеленые глаза старика вспыхнули. Взгляд их поразил Элизахара — Чильбарроэс как будто коснулся его сердца длинными холодными пальцами.

— Не советовал бы я тебе со мной торговаться, ведь ты умираешь, — сказал полупрозрачный человек.

Никто не мог бы сейчас толком вспомнить о том, откуда завелась среди студентов дурацкая традиция: добывать в городке Коммарши, возле которого располагались сады Академии, вещи, принадлежащие наименее почтенным служащим городской мэрии, — гробовщикам, экзекуторам и сборщикам налогов. Но факт оставался фактом: без шляпы, которая украшала голову одного из этих господ, без плаща или, на худой конец, пояса, имевших тесное знакомство с сими неприятными личностями, студент не мог считать себя полноценным членом братства.

Эти предметы добывались различными путями. Чаще всего их отбирали в результате разбойных нападений, но случались и честные торговые сделки. Если, конечно, чиновник не заламывал втридорога за какой-нибудь поношенный плащик с дырой посередине.

Больше всего шуму в свое время наделал толстый, неповоротливый студент по имени Маргофрон. Товарищи посмеивались над ним, поскольку ум Маргофрона был таким же тучным и одышливым, как и его тело, и однажды так допекли его, что он решился и бросил им вызов.

— Ах, так? — кричал он. — Вот, значит, как? Ну так я вас всех... Все вы будете мне завидовать!

— Каким образом? — смеялся поэт Пиндар.

— Увидите! — надрывался Маргофрон.

Они выясняли отношения на поляне, неподалеку от открытой аудитории, где проходило занятие по почвоведению, и профессор, похожий на отставного офицера коренастый человек с очень жесткими руками, несколько раз появлялся перед спорщиками и призывал их к тишине.

Студенты извинялись, но затем опять начинали повышать голоса.

— Ну, так что ты сделаешь, Маргофрон? — осведомился Эгрей.

Эмери (истинный Эмери, не Ренье), бывший до сих пор простым свидетелем спора, неожиданно для всех взял сторону Маргофрона:

— Если они в тебя не верят, ты должен им назло совершить нечто выдающееся.

— Именно, — решительно кивнул толстяк. — Вы еще услышите обо мне!

Профессор, в очередной раз вынырнув из кустов, проговорил с угрозой:

— Еще один звук — и можете обращаться в Коммарши за гробовщиком.

— Прекрасная идея! — заорал Маргофрон. Он несколько раз дернулся, словно пытаясь преодолеть мощное притяжение земли, а затем побежал прочь, сильно топая и размахивая руками.

— Вот и хорошо, — молвил профессор, скрываясь.

Студенческие набеги на гробовщиков не были тайной для преподавателей, но в Академии это не обсуждалось.

Маргофрон решил провести дело с размахом. Он вырезал себе дубину и отправился в город на охоту, спрятав оружие под плащ. Несколько насмешников, в их числе Пиндар и Эмери, прокрались за ним следом.

— Ты его видишь? — шептал Пиндар, высовываясь из-за плеча Эмери.

— Тихо... Вижу. Вон там, на краю площади. Делает вид, будто рассматривает каменных ящериц на фасаде мэрии.

— Ящериц! Ой, умру... — давился Пиндар. Сейчас, когда шуметь было нельзя, всех особенно распирало от смеха.

Они находились на центральной площади городка, нарядной и пестренькой, как пирог с осенними ягодами. Все здесь было тщательно ухожено и лоснилось от чистоты.

Несмотря на то что Коммарши был совсем небольшим городом, он, как и Академия, представлялся своего рода «вселенной», потому что в нем можно было найти все: и трущобы, населенные такой отчаянной беднотой, что руки опускаются при одной только мысли об этом, и респектабельные улицы для богачей, и важные чиновные районы, и тюрьму, и городской архив, и места обитания ремесленников, и целых три рынка: Большой, Продуктовый и Старый (он же Блошиный).

Город не слишком ладил с Академией: многовато беспокойства от студентов, по мнению горожан. По этой причине мэрия приняла закон, согласно которому в Коммарши не разрешалось открывать харчевни, ибо любая из них может сделаться притоном для буйной молодежи.

Поэтому единственная харчевня, называемая «Ослиный колодец», находилась за городскими стенами. И уж она-то каждый вечер бывала переполнена посетителями! Владелец «Колодца» не уставал благословлять мэрию за ее премудрое установление. Кое-кто поговаривал, что оно, это установление, оказалось не таким уж мудрым, но пока все в Коммарши оставалось по-прежнему. Налоги с «Колодца» поступали большие, а в городке царило сравнительное спокойствие.

И вот нынче Маргофрон взялся это спокойствие нарушить — к величайшему восторгу своих товарищей.

Толстяк не знал о том, что за ним наблюдают. Он вел свое дело самозабвенно: то вжимался в стену, стараясь найти себе убежище среди теней, то, напротив, принимал беспечный вид и разгуливал по площади, как обычный зевака.

— Не знает, на что решиться, — комментировал Эмери.

— У меня все внутри от восторга чешется, — сообщил Пиндар.

— Это в тебе поэтический темперамент зудит, — сказал Эмери.

В музыкальном отношении эпизод явно принадлежал к миру духовых инструментов. Толстые басовые звуки, ковыляющие и постоянно сбивающие ритм, — Маргофрон, тихий переполох рожков — соглядатаи. Забавная получится пьеска.

— Идет, — шепнул третий их товарищ и потянул Эмери за рукав. — Видишь?

Эмери кивнул и поднял палец, призывая всех к полному молчанию.

По переулку шагал человек в высокой войлочной шапке с красными и желтыми шелковыми кистями. На нем был красно-желтый плащ и черное платье, просторное и длинное, как у важного лица. На бедре у человека висел короткий широкий меч, а за плечом — колчан с прутьями.