Долго ли, нет ли, а прибыли мы в город Енисейск. Тоже большой город, торговля там великая. Но и там задержаться не вышло. Что тут сделаешь? Чужие мы, защиты ни в ком не имеем. Отправили нас с другими казаками в Илимский острог на волоке.

В тот поход шли тяжело. Енисей-река на пороги богата, на стремнины. То смотри, чтобы в воду со струга не свалиться, то тащи на себе лодку по земле мимо порога. Хорошо, что с казаками еще местных людишек отправили – инородцев, что государю присягнули.

Почти два месяца шли. Три раза пришлось каких-то татей из пищали пугануть, а раз настоящая сеча вышла. Но, слава богу, добрались мы до суши. Решили от Тунгуски идти посуху. Там дороги-то было до Илима всего ничего. И опять не ладно.

Дорогой усмотрел мой дружок в зарослях хозяина, пошел к нему. Тот во весь рост встал – и на него. Онушка оружье свое поднял – думали, сейчас он его и приложит, будет медвежатина на ужин. А ружье-то возьми и не выстрели! Сломалось. Тот видит, что от хозяина уже не убежать, а наши на помощь не успевают, схватил нож и сам кинулся. Прирезал медведя.

Только уж очень его хозяин помял. Как подбежали, уже чуть дышал, потом и вовсе в беспамятство впал. Прасковья, жена нашего десятника, его каким-то маслом смазала, наговор какой-то проговорила. Только лучше не стало: лежит Онуфрий, глаза открыты, а сам ничего не видит. Мечется. Потом и вовсе как бревно какое упал. Я всё время рядом на телеге ехал. Думал, может пить попросит или что. Только он лежал, и всё.

Потом вроде в чувство пришел, только оно так показалось. Слова стал кричать чужие, срамные, будто бес в него вселился. Я как мог его успокаивал. Говорю: это дружок твой, Макар! А он ничего не слышит, что-то пустое шепчет. «Где мы?» – спрашивает. Всё, думаю, отходит. Теряю я верного дружка…

* * *

Я приподнялся на телеге и попытался хоть как-то понять, что происходит. В глазах всё плыло.

– Мы где? – выдавил я, пытаясь сфокусировать взгляд на этом Макаре.

– Как где? – не понял тот. – На волоке. Скоро до Илимского острога доберемся.

Объяснил яснее некуда, ага. Где мы? В корзине воздушного шара, как в анекдоте. И как я попал из Хабаровска на Илим? Да еще на какой-то волок… Так, стоп! Волок. Это такое пространство между двумя реками, которое нужно проходить по суше. Это я помню. А вот почему я Онуфрий, если я Андрей, понять труднее.

– Нас из Енисейска переводят в Илим-острог, – опять заговорила физиономия. – Ты с хозяином, медведем, схватился. Пока дорезал его, он тебя и помял. Думали, уже преставился без покаяния.

Вот это песня! Что-то я с каждым словом всё меньше понимаю. Итак, я казак, причем поверстанный. То есть лицо официальное, получающее жалованье, хлебное довольствие и оружие из воеводской казны. Еду я из Енисейска, местного «столичного» центра, в Илимский острог. От оторопи у меня даже голова болеть перестала. Так, надо всё обдумать. Стоит взять тайм-аут. Как там физиономия представилась? Макар? Пусть так. Поиграем в реконструктора.

– Не сердись, Макарша, – уже намеренно прохрипел я, – не помню ничего. Шум один в ушах стоит.

Это я немного загнул. Боль к тому моменту стала отступать. Да и в голове прояснилось. Правда, понятнее не стало. Я лежал в телеге, на куче шкур, мягких и вонючих. Виднелся деревянный борт. Точно, вон чья-то спина торчит. Похоже, что женская. Здоровенная тетка что-то непонятное бубнила себе под нос. Слышен стук лошадиных копыт. Только не так, как по асфальту, а как по земле. Колеса скрипят. Видимо, смазывали их давненько.

Итак, я лежу в телеге, а телега едет по какому-то волоку. При этом я казак, которого подрал медведь. А зовут меня, чтобы всем было весело, Онуфрием. Бред? Мимо проплывали какие-то огромные сосны, загораживая обзор. Временами телегу встряхивало на очередной яме. Мои ребра при этом явно получали подтверждение, что под нами не немецкий автобан. Не, мне срочно нужен тайм-аут. Тем более что меня же медведь задрал.

Ага. Мой собеседник, похоже, поверил в мою амнезию, будто даже обрадовался чему-то. Помог мне улечься удобнее, дал попить какую-то гадость.

– Не сержусь я, Онуша. Мы ж с тобой дружки. Ты побудь тут пока. Скоро ночевка, а там и до острога доберемся. Ты лежи. Я пойду подсоблю нашим.

Макар соскочил с телеги, а я откинулся на шкуры и закрыл глаза. Подумать не вышло: попросту заснул.

Во сне очутился не на телеге, не в нормальном Хабаровске, а на непонятной поляне в еще более непонятной тайге. Посреди поляны высилось какое-то невероятное дерево. То есть видел я только ствол, который уходил вверх и терялся в небесах. Оттуда, сверху, пробивались неуверенные солнечные лучи.

Внезапно услышал какой-то звук. Опять передо мной стоял старик. Только теперь я осознал, что старик огромный, выше меня головы на две. Внешне он был типичный тунгус или эвенк: круглое лицо, раскосые глаза. Всё это обрамляли седые волосы без какого-то подобия прически. Он стоял молча, но я услышал и понял.

– Ну, вот и встретились мы с тобой, лягушонок, – проговорил старик, рассматривая меня с ног до головы, словно диковинку.

– Сам ты такое слово! – обиделся я.

– А ты смелый, лягушонок. Это хорошо. Только обижайся или не обижайся, а в этом мире всё происходит так, как я велю.

– А ты-то сам кто? – опять проговорил я. Почему-то страха не было. Скорее, любопытство.

– Я? Хозяин. Где-то меня называют Дуннэте, в других местах зовут Шевеки. Только это просто людские слова. Имя у меня одно – Хозяин.

– И чему ты хозяин?

– Как чему? – удивился старик. – Я хозяин этой земли. Я призвал тебя. Теперь тебе идти по моей лыжне.

– Как-то не очень понятно.

– Когда придет время, ты поймешь.

Как и в первый раз, изображение вдруг пошло рябью, стало размываться, и я открыл глаза.

Проснулся с замечательным ощущением, что у меня ничего не болит. Но вместе с облегчением оттого, что боль исчезла, а муть от глаз отошла, внутрь всё сильнее стала стучаться паника. Я парень не очень пугливый (вообще, те, кто прожил девяностые годы в России, уже трудно пугаются). Но тут уже совсем особая статья. Где я? Кто я? Кто этот старик из сна? И сон ли это? Как я здесь оказался? И где это «здесь»?

«Теперь тебе идти по моей лыжне». Типа будешь делать то, что скажу. Отродясь не делал так, как кто-то требовал. И не буду. Терпеть ненавижу, когда мне кто-то что-то навязывает!

Постой, пока вроде бы никто ничего не навязывает. Так, успокоились и начинаем думать, а не пылить. Осмотрелся – вроде бы никто не бежит с дубьем кончать меня, одержимого дьяволом. А как иначе? Был человек, а стал не понять кто. Значит, стоит напрячь то, чем думают.

В чём мой риск? Не могу объяснить сам, что произошло. Как объяснишь, если не понимаешь? Но эту опасность можно обойти. Если что-то не так сделаю, сойдет за последствия черепно-мозговой травмы, потому лучше и не объяснять. Принимают меня за какого-то Онуфрия? Замечательно. Значит, я – Онуфрий. Осталось найти обнаженную Ольгу. Вот же не вовремя вспомнилось! Собственно, вспомнилась не какая-то абстрактная Ольга, а вполне конкретная Люда. Ладно, это пока отставим.