их дверь все слышно — как они орали, когда он приезжал. Ссорились и раньше, когда он женился, — он ведь новобрачную сначала домой привел, к матери, но они и двух недель не прожили, уехали. И он стал очень редко бывать, мы с мужем его почти не видели. Но потом месяца два назад он снова появился здесь — я с ним в подъезде не раз сталкивалась вечером. Один раз он приехал с какой-то женщиной на машине.

— С женщиной на машине? — уточнил Гущин. Клавдий Мамонтов и Макар внимательно слушали.

— Я подумала — новая, что ли, у него пассия? Но это оказалась риелтор. Соседка Аня их и на порог не пустила, дверь им не открыла. Они орали друг на друга с сыном через дверь. Я так поняла, сын уже покупателей нашел на квартиру, ну, чтобы разъехаться им окончательно. А соседка наша ни в какую. Такой скандалище…

— Она ведь злоупотребляла алкоголем? — спросил Гущин.

— Она порой позволяла себе лишнее, — сухо ответил ему супруг болтливой соседки. — Чтобы в стельку пьяная или падала, такого мы с женой не замечали. Мало ли какие у людей обстоятельства. Люди не с радости пьют, с горя. Она работала. А что она дома делала в свои выходные — не наше дело.

— Ну да, а ты вспомни, что тут творилось месяц назад, — раздраженно перебила его жена.

— Что творилось? — полковник Гущин выказывал живейший интерес к ее показаниям.

— Да то, что мы с мужем хотели полицию вызывать, только… уж пожалели их… чтобы не позорить… потому что он кровь вытер и уехал сразу…

— Кровь? Кто? — встрял в разговор неугомонный Макар.

— Сынок, — соседка окинула его взглядом. — Уже после приезда риелтора все случилось. Сынок Леша снова появился у матери, и они опять орали друг на друга. А потом мы слышим — они орут уже на лестничной клетке. Она его буквально вытолкала из квартиры. Она была пьяная и злая как мегера. Мы с мужем открыли дверь — она даже не отреагировала на нас, не утихомирилась. Напротив, схватила сынка за куртку и… Да что же ты молчишь! — соседка обернулась к мужу. — Скажи им все. Это ведь ты их разнял. А то она бы его точно убила!

— Они конфликтовали, то есть фактически они подрались. — Сосед тяжко вздохнул. — Причем это Анна напала на него, а парень лишь защищался. Он ее даже не ударил ни разу — я свидетель. Он руками от нее закрывался. А она схватила его за одежду и…

— Что? — спросил полковник Гущин.

— Она била его остервенело головой об стену. Кричала: «Ты меня ради своей проститутки нищей хочешь сделать бомжом, квартиру спустить ради своей шлюхи… Меня, мать, ты обездолить, разорить хочешь…» И матом его, и по-всякому: «Подонок, урод…» Столько ненависти… А ведь это мать и сын, родные люди. Так сказать, традиционные семейные наши ценности.

— Вы их разняли?

— Я ее схватил за плечи и оттащил от него. А парень бегом вниз по лестнице, кровь из носа у него хлестала, она ему до этого нос разбила кулаком. А на наших глазах головой об стену…

Головой об стену… Клавдий Мамонтов вспомнил слова эксперта — черепно-мозговая травма Лаврентьевой, удар сзади по затылку. Но нигде в квартире — ни в комнатах, ни в коридоре, ни на кухне на стенах — нет кровавых пятен. Только на полу лужа крови. Убийца не бил Лаврентьеву головой об стену. Оглушил каким-то предметом, которого на месте происшествия сейчас нет. Почему? Не потому ли, что он мог как-то выдать убийцу, указать прямо на него?

Глава 5

Два мандалорца и карапузы

Несколькими часами ранее

В десять вечера Клавдий Мамонтов на своем старом внедорожнике подъехал к воротам дома на Бельском озере и открыл их с пульта. По парковой аллее медленно катил к особняку, построенному еще покойным отцом Макара Псалтырникова. Макар в начале мая со всем своим немалым семейством — тремя маленькими детьми, старой гувернанткой Верой Павловной и верной горничной Машей — перебрался сюда из Москвы на лето и осень.

Спустя неделю ему пришлось срочно уехать самому — в Петербурге во время судебного процесса скончался семейный адвокат семьи Псалтырниковых. Старика хватил инфаркт. По завещанию он желал, чтобы его похоронили в Иерусалиме, где жила его многочисленная родня. Макар отправился сначала в Петербург, взяв организацию похорон на себя, затем на арендованном частном самолете улетел с прахом покойного в Тель-Авив и в Иерусалим. Дома он отсутствовал семь дней. И все эти дни Клавдий Мамонтов, по-прежнему обитавший на родительской профессорской даче в подмосковных Бронницах, где он служил в местной полиции, каждый вечер приезжал к Макару в поместье и оставался там ночевать — дети, старуха-гувернантка и горничная нуждались в защите в большом пустом доме на берегу озера.

Вот и сегодня, когда уже почти стемнело, он позвонил во входную дверь — ему открыла горничная Маша. Она еще больше располнела. В ее пятьдесят с лишним лет высокий статный Клавдий Мамонтов действовал на нее так, что она вспыхивала словно девочка, конфузилась, все пересаливала, роняла тарелки на пол, мчалась на кухню и начинала фанатично месить тесто для пирогов, выпекая их в огромном количестве — и сдобы, и плюшки, и английские мясные пироги с почками, и русские кулебяки. Клавдий Мамонтов мучного не любил, но вида не показывал. Чего не сделаешь для влюбленной женщины, перешагнувшей свой пятый десяток?

В холл навстречу Клавдию из гостиной выбежали дочки Макара: младшая Лидочка и старшая Августа, они еще не легли спать, хотя уже облачились в пижамы. Обе они подросли. Он нагнулся и обнял девчонок. Лидочка, делавшая успехи в русском языке (ее родным был английский, так как она родилась в Лондоне, когда Макар еще жил в Англии), зашептала ему что-то оживленно — он не понял — друг, prince Frog[2]. Августа, как всегда, молчала. Она не говорила с рождения. После трагических и страшных событий прошлого дела, когда полковник Гущин, поставив на кон свою жизнь и получив серьезное ранение, спас Августу, вся семья надеялась, что пережитый шок станет для девочки эмоциональной встряской и она начнет говорить. Так утверждала гувернантка Вера Павловна. Однако Августа не заговорила. Но она продолжала рисовать — и в планшете, и на бумаге. И ее рисунки становились все более сложными, интересными, изощренными, словно некая головоломка, ребус, загадка.

Вместе с девочками Клавдий прошел в гостиную, где его встретила Вера Павловна с маленьким сыном