– А вот и я! – на пороге появился Николай Иванович с подносом и опять запел. – К нам приехал, к нам приехал Ефрем Анастасии-и-и-ич да-а-а-рогой!

Вот уж никогда бы не подумала, что младший детектив держит у себя в загашнике "Хеннесси", сигары, лимоны и швейцарский шоколад.

– О! – Жемчужный приложил руку к сердцу.

– Мы обязательно вам поможем, – застрекотал любитель романсов Яретенко, бросив на меня уничтожающий взгляд, – можете считать, что ваша дочь уже вернулась! Вы только дайте нам наводку, фотографию, изложите обстоятельства – и спите спокойно. Где бы она ни была – мы ее обязательно отыщем! Я возьму это дело под свой личный контроль. Нет, я сам лично буду его вести!

– Спасибо, – сердечно выдохнул цыган и смахнул слезу.

Я скрестила руки на груди и решила не вмешиваться. У меня есть заказ – разборка между Ольгой Корсаковой и ее изобретательной свекровью, а младший детектив пусть творит, что хочет. "Чем бы мужчина ни тешился, лишь бы не пил", – говорит в таких случаях Людочка.

Коньяк разлили по бокалам, шоколадки освободили от оберток, по кабинету поплыл сигарный дым. Опуская длинные воспоминания о былой славе, бесконечные "музыкальные паузы" и восторги Николая Ивановича – что заняло девяносто девять процентов времени, – приведу короткие эпизоды нашей беседы.

Как все актеры, Ефрем был склонен излишне драматизировать собственную речь, поэтому сдобрил ее огромным количеством трагического пафоса.

– У меня пропала дочь. Но прежде чем мы перейдем к сути, я хотел бы о ней рассказать. Она как ангел! Если бы речь шла о ком-то из старших дочерей, я бы спал спокойно…

"Ничего себе ремарка!" – мелькнула у меня мысль. Интересно, чем занимаются старшие дети?

– Те не пропадут, но Розочка! – продолжал цыган, как ни в чем не бывало. – Ее всегда кто-то сопровождал и заботился о ней. Наша девочка к восемнадцати годам с трудом понимала, что такое деньги!

– Как я вам завидую! – воскликнул Николай Иванович. – А мои транжиры…

– Коля, потом расскажешь, – я перебила помощника.

О своих детях – у младшего детектива их четверо: двое своих, двое приемных – он может говорить часами без остановки.

– Это наша вина! – трагично заломил руки Жемчужный. – Нельзя было ее так баловать! Но, поймите, Роза у нас с Марией, это моя жена, поздняя. Уже и не думали о детях, но Бог, – Жемчужный показал пальцем в небо, – рассудил по-своему.

– Сколько же у вас всего детей? – не удержалась я от любопытства.

– Восемь, – развел руками Ефрем. – Мало, но зато всех поднял. Всех в люди вывел. Одиннадцать внуков имею.

– Поразительно…

В моем механистически налаженном мозгу моментально отщелкалась прогрессия. У Жемчужного восемь детей, если каждый из его восьми родит своих восемь, то получается, что при таких темпах через десять поколений на земле будет больше миллиарда цыган!

– Розочку мы баловали. Ее братья и сестры росли в трудных условиях… Она же появилась на свет, когда ко мне уже привалило богатство… О, я даже помню день, когда осознал, что богат…

– Вернемся к главной теме, – у меня появилось смутное ощущение, что Жемчужный до ужаса похож на моего помощника. – Расскажите, как пропала Роза.

Ефрем посмотрел на меня с упреком и, сложив руки на груди, демонстративно перешел на протокольный язык.

– Двадцатого сентября две тысячи второго года около пяти утра Роза убежала к своему жениху. Известно, что они встречались втайне от меня и отца Христо. Оперативные сводки доносят, что молодые люди хотели все открыть и заручиться нашим благословением.

Я насупилась и откинулась назад в кресле. Тайное обручение, надежда на благословение… Интересно, господа цыгане хотя бы знают, в Каком веке живут?

– Так выдайте им благословение задним числом, и все уладится! – воскликнул Николай Иванович.

Младший детектив искренне верит, что все гениальное просто.

Жемчужный вздохнул и продолжил тоном "ну я же вам в сотый раз объясняю…":

– Тут дело непростое. Отец Христо убил моего брата из-за девушки. Наш обычай это допускает, и его не выдали, но вражда пустила глубокие корни. Теперь наши дети полюбили друг друга, но судьба против их счастья.

Ефрем опустил голову и закрылся ладонью.

– Ай-яй-яй! – покачал головой Николай Иванович. – Прямо по Шекспиру! Гамлет и Дездемона!

– Два года назад Христо ушел из табора и поклялся увести Розу, как только, – тут Жемчужный перешел с актерского языка на обывательский, – создаст материальную базу для молодой семьи. И никто не знает, куда он поехал… Поэтому я к вам и пришел. Найдется Христо – найдется и наша девочка. Хотя… – Ефрем замолчал и, порывисто вздохнув, закусил губу. Вроде как сдерживая рыдания. – Не знаем, что думать… Через два дня после исчезновения Розочки к нам в комнату влетела ласточка, покружила над нами и вылетела прочь. У жены после этого сердечный приступ случился. Вы ведь знаете, что означает птица, влетевшая в дом? Это душа умершего!

– Я не верю в приметы, – мои пальцы нервно дрогнули, – ну, или почти не верю…

Вообще-то от черных кошек я шарахаюсь. И если за чем-нибудь возвращаюсь, обязательно смотрюсь в зеркало. Еще когда рассыпаю соль, то кидаю три щепотки из рассыпанной кучки через левое плечо, стучу по дереву и плююсь, всегда стараюсь утром ставить на пол сперва правую ногу, потом левую. Кроме того, стараюсь не планировать важных дел на пятницу тринадцатого. Ну, и серебряную монетку под порог новой квартиры положила. А так в приметы не верю… Все дело в самовнушении! Я же цивилизованная женщина, врач, между прочим.

– Прошу тебя, найди нашу девочку! – вернулся к высокой патетике наш гость. – Чтобы мы хоть знали, где она! Заплачу тебе любую цену, только назови! Пятьдесят тысяч долларов заплачу! Хочешь больше – заплачу больше! Только найди! – Ефрем поставил локти на колени и закрыл голову ладонями.

Николай Иванович, прикончив пятый или шестой бокал "Хеннесси", встал, положил руку на плечо Жемчужного и, тряхнув всеми своими подбородками, сказал:

– Не волнуйся, друг! Я буду искать твою дочь, как свою собственную!

Жемчужный тоже встал и многозначительно кивнул младшему детективу Яретенко.

– Мой народ тебя не забудет.

– Извините, что вмешиваюсь в героическую сцену, – язвительно проговорила я, – но вы случайно не прихватили с собой фотографии вашей исчезнувшей дочери?

– Обижаете, – Жемчужный надулся и полез во внутренний карман кожаного пальто. – Вот!

Секунду я смотрела на фотографию, поднесенную к моему носу, как баран на хрестоматийные ворота. Потом для верности протерла глаза, закрыла их и опять открыла.

– Вы ничего не путаете? – спросила я, уставившись на Жемчужного.