– Вот я того и боюсь, что ты мне покоя не дашь.

– А про Казань запомни! – сказал Филька.

– И запомню, – ответил Маркел.

Филька встал от стола, взялся за шапку, поклонился Маркелу, Параске, развернулся и пошёл из дома. Маркел сидел, смотрел на свечу (уже зажгли) и помаргивал. И долго так сидел, молчал! Потом приложил руку ко лбу, потёр лоб, тяжело вздохнул. Параска сказала с осуждением:

– Что, опять перебрал? Целый день за голову хватаешься!

– А! – сердито ответил Маркел. – Ещё бы не хвататься! Мне же такой гадкий сон нынче ночью приснился! Просто страх!

И уже только хотел рассказать, как вдруг пришла Нюська, повертелась, примерила материнский платок бухарский – и сразу в дверь.

– Куда?! – строго окликнула Параска.

А та ответила:

– Схожу к соседям.

– Ты у меня доходишься! – строго пригрозила Параска. – Отца невесть куда посылают – может, в последний раз его видишь, – а в голове всё соседи! Постеснялась бы!

Нюська села к столу, насупилась. Параска принесла ей морсу. А себе наливочки. А Маркелу освежила шкалик. Маркел выпил, сказал:

– Доставай бирюльки!

Достали, начали таскать на интерес. У Маркела тряслись руки, он то и дело обжигался, Нюська смеялась, щёлкала его по носу. А Параска – та, наоборот, сидела мрачная и то и дело вздыхала. Наконец Нюська натешилась, пошла к себе. Было слышно, как она легла, как под ней лежанка заскрипела. Здоровая девка, подумал Маркел, пора уже ей на приданое откладывать. А какие молодцы есть на примете! Вот даже взять того же Котьку Вислого. Это не смотри, что он дурака валяет, он может и не валять, и тогда ему цены нет! Даже сам князь Семён, бывало, говорит… И на виду всегда, у него же стол напротив. И у него брат в Посольском приказе, брат толковый, всегда пьёт с умом, не то что этот Клюев, Маркел на той неделе их обоих видел возле кабака, стояли обнявшись, и Васька Вислый был как огурчик, а Клюев пьян в лоскуты. А теперь вон как держался – как боярин. Тьфу!

И опять в голове заревело, затопало. Маркел приложил руку ко лбу, поморщился. Параска, глядя на него, строго сказала:

– Не жалеешь ты себя! Изведут они тебя, место твоё поделят.

– Да какое место?! – сердито ответил Маркел. – Никто на моём месте не удержится. Кишка тонка! А вот… – и замолчал.

– Ну, говори! – подхватила Параска. – Сон, ты сказал, тебе сегодня снился. Ну! Что было во сне?

Маркел помолчал, набрался духу и ответил:

– Я сегодня во сне зверя видел!

Параска побелела вся, потому что сразу же учуяла, в чём дело, но всё равно спросила, что за зверь. И Маркел негромким голосом ответил:

– Здоровенный серый бык с клыками и с длинным носом до самой земли.

– Это он! – тихо воскликнула Параска. И спросила: – А что дальше?

– Ну как что?! – сказал Маркел очень сердито. – Подошёл ко мне и говорит человеческим голосом, но не по-нашему.

– По-персиянски? – спросила Параска.

– Наверное, – сказал Маркел. – Но очень злобно! И давай меня клыками бить! А я за саблю!

– Надо было убегать! – воскликнула Параска.

– А куда?! – гневно вскричал Маркел. – Там же темно вокруг! А самое главное вот что: я же про слона тогда ещё слыхом не слыхивал, а он мне уже явился! К чему бы это?

И Маркел опять взялся рукой за голову. А Параска, ничего уже не говоря, встала из-за стола, прошла за загородку, вынесла оттуда другую баклажку, стеклянную, нацедила из неё пол-шкалика и строго приказала:

– Выпей! Это всегда полезно. И не дурит голову.

Маркел понюхал и поморщился.

– Пей! – строго сказала Параска. – Без меня и не такое пьёшь, а тут воротишь нос, боярин!

Маркел выдохнул и выпил, и, уже ничуть не морщась, улыбнулся. Параска взяла его за руку. Маркел подался к Параске. Параска едва слышно прошептала:

– Нюську нам не разбудить бы!

И не разбудили. А потом Маркел заснул. Потом проснулся оттого, что почуял: заныло в боку. Маркел полез пощупать. Рана была старая, глубокая, ножом саданули, сволочи. И если бы не Параска, подумал Маркел, если бы не отвела она его к ведьме-шептухе, так бы и сдох тогда Маркел, как слон под Саратовом. Вот так! А так живой. И может, так же будет и с этой нынешней Персией – пронесёт, как гроза. Или что ещё проносит? Маркел хмыкнул и повеселел. И так он ещё долго лежал, вспоминал то одно, то другое, но, конечно, чаще про слона, всё то, что слышал про него за этот день, и боль в боку мало-помалу улеглась…

А после вдруг опять приснился тот носатый бык с клыками, Маркел падал перед ним, а бык (конечно, слон) топал ногами и ревел, хватал Маркела хоботом и норовил ударить его оземь, но Маркел каждый раз вырывался, бежал по полю, поле было ровное, песчаное, ничего на нём не росло, а песок был вязкий, бежать по нему было очень непросто, и слон догонял Маркела и опять хватал, поднимал над собой и бросал, Маркел падал на песок, вставал…

И утром проснулся потный, злой, руки дрожали. Параска посмотрела на него и только головой покачала. Маркел сел на лежанке и велел подать ему тёплой воды и бритву.

– Что ты затеял?! – спросила Параска.

– Бритву вели подать! – строго повторил Маркел.

И тут же спросил, собрали его или нет. Параска с Нюськой взялись хлопотать. Маркел побрился, начал точить саблю. Обычно он ездил без сабли, с кистенём, а тут подумал: всё же Персия, посольство – и взял саблю.

Потом он оделся, тоже в лучшее, ненадёванное, сел к столу, стол был уже накрыт, и один позавтракал, а Параска и Нюська стояли смотрели. Потом Маркел встал из-за стола, Параска вынесла Николу, древний образ, ещё от дяди Трофима, и, помолившись, подала Маркелу. Маркел приложился к образу, облобызал. Вошли люди, подняли узлы и понесли. Впереди людей шёл Филька и приказывал.

И только они все сошли во двор, как появился Клюев. С ним были кремлёвские, стремянного полка стрельцы в белых кафтанах. Стрельцов было десять с десятником. И ещё было двое посольских, клюевских людей, эти стояли за стрельцами, и при них был кованый сундук. Маркел сразу же подумал, что это щелкаловский сундук, но Клюев ничего об этом не сказал, а сразу спросил:

– Ну, как? Собрался?

Маркел молча указал на своих людей с узлами. Клюев сказал, что это хорошо, и что им идти недалеко – на Москворецкую переправу, и их там давно уже ждут, поэтому надо поспешать.

И они все сразу же пошли. Параска с Нюськой стояли на крыльце и не махали руками – Маркел не любил, когда машут. Дело серьёзное, думал Маркел, вон сколько стрельцов пригнали! И сундуков за ним ещё ни разу не на́шивали. А что в сундуке? А где грамоты? А где двойные прогоны? А то посулят, как обычно, а после руками разведут, скажут: не обессудь, Маркел, да и зачем они тебе, и так живёшь на всём готовом у князя Семёна на подворье, и никакой службы не служишь, ходишь в приказ когда захочешь, сядешь за стол, зеваешь, раз в год съездишь на дело, поймаешь злодея, вернёшься и опять сидишь себе и рёбра чешешь. Вот о чём Маркелу тогда думалось, когда они шли по Кремлю, а после проходили через Фроловские ворота, а там через Красную площадь и вниз, к Москворецким Китайским воротам, и там же была и переправа, а при переправе пристань и ряды.