– А, ты про это, – вспомнила Валюшка. – Я в прошлом году хотела поймать, утащила у бабки Библию, так она узнала и выдрала меня.

Раечка покрутила пальцем у виска:

– Ты совсем ку-ку, это же священная книга!

– Так я и подумала… – начала было Валюшка.

– Выдумала тоже! – У Ксюши от страха побелели щеки. – А если бы тебя Бог наказал?!

– Чей-то?! – Валюшка хоть и храбрилась, но тоже испугалась. – Я ж просто пошутила!

Мальчишки с криками и гиканьем носились с горки на моих разваливающихся санках. Захотелось к ним, прокатиться вниз со свистом в ушах, вываляться в снегу, с хохотом и визгом.

Но мысль о ловушке накрепко засела в голове и не отпускала:

– Библия тут ни при чем, – сказала я, – надо книгу с заговорами взять и нитку пропустить между страниц. Думаете, раньше ведьмы как чертей вызывали? У них ведь специальные книги были, колдовские, с заклинаниями – гримуары назывались. У каждой ведьмы своя такая была, из поколения в поколение передавалась. Каждая владелица записывала новые заклинания. Вот такую книгу и надо подкладывать в ловушку для нечистой силы.

– Ну ты нагородила! – Раечка принужденно рассмеялась. – Где же такую взять? Чай, мы тут не ведьмы.

Я кивнула, но решила высказать свои предположения:

– А тетрадь твоей прабабки? Чем не гримуар?

– Глашка, ты совсем двинулась! – обиделась Раечка. – Нашла тоже гримуар! Да у нас отродясь ведьм не было, а тетрадки такие почти у каждой хозяйки водились, вместе с рецептами кулинарными да всякими хозяйственными записями. На них только черта ловить! – добавила она, усмехнувшись.

Девчонки тоже расслабились, заулыбались. Но я не отступила:

– Ты же сама сказала: это ловушка для совсем мелкого, глупого чертенка, вот я и подумала, что тетрадь с заговорами и гаданиями как раз подойдет.

Девчонки переглянулись.

– Вы как хотите, а я в этой гадости не участвую, – Ксюша с испуганным видом отодвинулась от нас.

Раечка пожала плечами:

– А чего все на меня-то уставились? Я уже сделала, больше не хочу.

Валюшка заерзала нетерпеливо:

– Ой, да ладно вам, давайте у меня сделаем, дома никого. Только пусть Раечка тетрадку принесет. Чего вы боитесь? Сейчас день, никто на вас не нападет.

– А ночью как же? – с сомнением переспросила Раечка. – Кто его караулить будет?

– Я и буду. – заверила нас Валюшка. – На ночь пойду в летнюю кухню, она у нас теплая, там никто не потревожит. – Она посмотрела на меня: – Глаша, придешь?

Мы с ней через забор живем, отчего бы и не зайти, если я вечерком сбегаю к ней, никто и не заметит.

– Не вопрос. – Я уже почувствовала предвкушение, легкий азарт, ожидание пусть и не такого, чтоб очень, но приключения. – Когда?

– Да сегодня же! – подхватила Валюшка.

Испуганная Ксюша всполошилась:

– Да вы с ума сошли! Только не сегодня! Подождите до Святок.

Валюшка взглянула на нее насмешливо:

– А иначе что?

Ксюша резко поникла, понурилась.

– Опасно, грех это … – прошелестела едва слышно.

– Ой, да ладно тебе! – досадливо отмахнулась Валюшка. – Мы же ничего такого не делаем.

– Ага, – хохотнула Раечка, – ничего такого – черта в банку ловим!

– Не мы первые, – я решила блеснуть эрудицией, – во многих сказках черта ловили и заставляли работать и выполнять желания: и кузнец Вакула, и Балда пушкинский, а уж сколько сказок о том, как солдат черта обманул!

Нас перебили. Увесистый снежок стукнул Раечку по затылку.

– Эй, хватит сидеть, попы отморозите! – крикнул Колька.

– Ах ты ж! – Раечка сорвалась с места, мгновенно слепила снежок и ловко метнула в насмешника. Тот увернулся, снежок попал в Юрку. И скоро мы все, забыв о банках с чертями, азартно швырялись друг в друга снежками.

К обеду я выдохлась, с ног до головы была покрыта снежной коркой, порвала варежку и, кажется, отморозила ухо.

Мы разбрелись по домам – сушиться.

Дома на печке меня ждал обед – пахучие щи из квашеной капусты и жареная картошка с яичницей, томленная в масле до состояния сахарной рассыпчатости.

Разомлев от тепла и сытости, я завалилась на диван и раскрыла вчерашнюю книгу.

На какой же странице я вчера остановилась? Точнее – заснула. Кажется, я дочитала, как гости стали разъезжаться с бала…

Но стоило мне подумать о бале, как вспомнился весь кошмарный сон с гробовщиком, тварью на крыше и пожаром.

Читать сразу расхотелось, и я поставила книгу на полку.

Подошла к лежанке, потрогала разложенную для просушки одежду – влажная. И не выйти никуда. Хотя к Вале можно, тут идти-то – соседний двор.

Среди моих вещей обнаружились теплые колготки, любимый растянутый свитер – почти платье. На ноги – бабушкины бурки – кто меня увидит? На вешалке среди прочего нашлись телогрейка и пуховый платок. Набросила все это на себя, взглянула в зеркало – картинка из детской книжки «Филиппок».

Выскочила во двор, подбежала, оскальзываясь, к забору. Увидела старшего брата Валюшки:

– Антон, привет! Валя дома?

– Дома, – отозвался он. – Да ты зайди, они там с матерью чего-то…

Я кивнула, отодвинула пару досок забора и, протиснувшись, оказалась на соседнем дворе.

Валя домывала посуду. Старшие после обеда отправились на работу, она же оставалась на хозяйстве.

– Мне от матери влетело за одежду, – она кивнула на мой наряд: – Тоже сушишься?

– Ага…

– Надо было на горку фуфайку надевать, – усмехнулась Валюшка. – А мы – что получше. Не напасешься на нас.

– Честно, я как-то не подумала, теперь ученая.

Я помогла Вале домыть посуду, убрать со стола, подмести. Пока мы убирали, я обратила внимание на фотографии на стенах. У моих деда с бабушкой тоже семейные портреты на видном месте. Один из черно-белых снимков особенно привлек внимание – молодая темноволосая женщина с высокой прической показалась мне знакомой, но я никак не могла вспомнить, откуда я ее знаю. Валюшка заметила мой интерес и представила:

– А, это моя бабка Лида в молодости.

Я кивнула. Бабку Лиду помнила смутно, такой темной неопрятной старухой. Надо же, как люди меняются…

– Она умерла в прошлом году, – вздохнула Валюшка. – Жизнь у нее была нелегкая, может, потому и злилась на весь мир. Мы не очень-то ладили, если честно. Это я у нее хотела Библию утащить, но она заметила и поддала мне хорошенько. Характер у нее был тяжелый.

Потом мы почистили крыльцо и переделали еще кучу всяких дел.