– Ладно, я пойду, – оборвала я ее, – выпусти мышонка.

– Разбежалась! Этих вредителей уничтожать надо. Отдам кошке или утоплю, – пообещала кровожадная соседка, и от этого она показалась мне еще неприятнее.

– Пока, – бросила я, поднимаясь с пола, стащила с крючка телогрейку и вышла в ночь не оглядываясь.

Пока мы ловили черта, ветер стих, метель улеглась, снегу намело чуть не по пояс.

Домой добралась с трудом.

У крыльца стоял какой-то человек, согнувшись над гробом, установленным на двух табуретках. Постукивал молотком. В темноте не разобрать, да и глаза запорошило.

– Что такое…

– Сосед наш, гробовщик, – с готовностью объяснила уже знакомая мне тетка в красной кофте, спрыгнувшая прямо с сеновала в глубокий снег. – Он нам сильно помог, гроб сделал…

– Гробовщик? – И тут на меня обрушилось воспоминание – дружная семья, гроб на крыше, милая хозяйка, жених… а сама черноволосая – да ведь это Валина бабка Лида! – Пусть уходит! Слышишь! – Я повернулась к ней и громко по слогам повторила: – Не-мед-лен-но! Вместе со своим ящиком!

– Никак невозможно, – ответил несостоявшийся свекор, не прекращая своей работы – он заканчивал обивать гроб изнутри.

– Что?!

– Ты не понимаешь, – вкрадчиво произнесла молодая бабка Лида, – все уже решено, не остановить…

Из дома вышла бабушка, остановилась на нижней ступеньке крыльца.

– А вот и покойница пожаловала, – гробовщик выпрямился и посмотрел на нее.

– Где покойница?! – ужаснулась я. – Ну да, ведь бабка Лида-то покойница, она в прошлом году умерла…

Рядом со мной уже не было никого. Гроб с табуретками, Лида, гробовщик и бабушка непостижимым образом оказались на крыше сарая, где неугомонная парочка, уложив бабушку в гроб, о чем-то горячо спорила.

Но я недолго находилась в замешательстве – сломя голову подбежала к лестнице на чердак и взлетела по ней.

– Уйди! – крикнула Лида.

– Еще чего! – Разозлившись, я толкнула гробовщика, и он кубарем скатился с крыши – глухой удар, тело упало на землю. «Только бы не убила!» – подумала мельком.

– Бабушка, вставай! Как не стыдно!

Она лежала, как колода, замерев и зажмурившись.

Я перевела взгляд – на месте молодой бабки Лиды стояло нечто похожее на крупную собаку с острой зубастой пастью, кожистыми крыльями и голой черной кожей. Летучая тварь встала на задние лапы и, сжав длинные суставчатые пальцы в кулаки, с ненавистью уставилась на меня налитыми пламенем глазищами.

Вот теперь я разозлилась по-настоящему:

– Ах, ты так! – Я встала между ней и бабушкой, размашисто перекрестилась и, выставив руки, шагнула вперед.

Тварь завибрировала и, отступив к самому краю крыши, полыхнула в меня огнем из раскрытой пасти. Я наступала, скороговоркой читая «Отче наш…», откуда только слова вспомнились. Она не выдержала, распахнула крылья и метнулась вниз, скользнув в трещину в стене сарая, и только я хотела прыгнуть за ней следом, как в сарае рвануло. Повалил густой дым. Мне удалось отпрыгнуть, чтобы не попасть во внезапно вырвавшееся пламя; меня обдало жаром, но через секунду все стихло.

Бабушка сидела в гробу и с ужасом оглядывалась. С трудом мне удалось вытащить ее оттуда, у нее не гнулись руки и ноги, видимо от страха. Кое-как мы спустились по лестнице, мне приходилось поддерживать ее снизу и уговаривать опускать ногу на следующую перекладину. Наконец мы достигли земли, она плакала молча. Я перестала спрашивать, все равно она ничего не знала и не могла объяснить. «Как эта нечисть попала в дом? И куда подевалось тело гробовщика?» – вот вопросы, которые оставались без ответа.

– Иди в дом, замерзнешь.

Мы поднялись на крыльцо, но зайти так и не смогли. Дом горел изнутри. В клубах дыма показался дед с узлами в руках, он швырнул их подальше и крикнул:

«Не подходите!» Потом снова кинулся в разгорающийся пожар. Бабушка заголосила и повалилась на груду тряпья, вынесенную дедом:

– Куда же теперь? Куда?!

Снова показался дед со спасенными вещами.

– Хватит! – закричала я в ужасе.

Меня обдало жаром, ослепило, швырнуло и покатило по черному от копоти и сажи снегу. Вопя и хватая ртом раскаленный воздух, я открыла глаза…

Позднее зимнее солнце не могло пробиться сквозь красивые, морозные узоры на окнах. Раскрасило их сиреневыми и золотистыми цветами, синими птицами с розовым оперением.

Я засмотрелась. Красиво. Но тут же вспомнилось ночное происшествие, кошмарный сон, так похожий на явь, и настроение испортилось. На горку не пойду, решила я. Что у меня, дел, что ли, нет. Буду двор чистить, на сеновал залезу, посмотрю, что там, вдруг действительно сова поселилась, а я ее за нечистую силу приняла.

Как неприятно… Даже щеки покраснели.

Не успела встать, как позвонила Раечка:

– Ты что, спишь?! Ну ты и соня! Мне бы кто разрешил так бездельничать!

– Я не сплю, – буркнула в ответ. И вспомнила, что забыла забрать у соседки тетрадь. Вот черт! Теперь опять идти к этой противной Вальке! И сама она вредина, и бабка у нее ведьма… Да еще гробовщик в придачу. Откуда он взялся в моих снах?

– Приходи, – позвала Раечка. – Валюшка рассказала, как вы повеселились. Банку с мышью принесла. Умора! Мы теперь собираемся желания загадывать.

– Зачем? – удивилась я.

– Для смеха, – объяснила Раечка. – Парни тоже будут, мы всем рассказали.

Начинается! Как я и думала!

– Не вижу ничего смешного, – с трудом сдерживая раздражение, ответила я. – И не надо мучить мышь, что за дикость! Отпустите или убейте!

– Ты не с той ноги встала? Шуток не понимаешь? – Голос подруги звучал обиженно. – Сама же придумала, а теперь строишь из себя неизвестно кого. Много о себе думаешь!

– Я?!

– Ну не я же! Короче, хочешь – приходи, нет – плакать не будем, – отрезала она и отключилась.

Ничего себе! Нет, вы посмотрите на нее! Я придумала?! Да ведь она первая эту ловушку под своей кроватью устроила, а на меня теперь всех собак вешает! Ни за что не пойду! Пусть водят дурацкие хороводы вокруг полудохлой мыши в банке.

От злости не стала завтракать. Какао остыло и покрылось пенкой. Каша перестояла.

Бабушка и дед ушли куда-то по делам.

Послонявшись бесцельно по дому, я накинула телогрейку и вышла во двор. Было солнечно, мороз пощипывал нос и щеки. Дед с утра без меня почистил дорожки, забор утонул в сугробах – узкая тропа до калитки и к сараю. Снежные окопы.

Я протоптала тропинку к лестнице на сеновал, забралась наверх, открыла дверцу – от сена едва ощутимо пахнуло пылью и летом. Колкие и ломкие стебли травы, осыпающиеся хрупкие соцветия, кое-где из прорех в кровле намело снега, сено слежалось и смерзлось, но мне удалось пролезть вглубь, там еще оставалось место, я добралась до самой середины и здесь наткнулась на отчетливую вмятину, будто кто-то устроил себе гнездо или лежбище.