Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверняка главной целью был мясник, этот вожак волчьей стаи, но у него еще оставался шанс. Если рана не смертельная, когда-нибудь он встанет на ноги.
— Ну, чего встал! Давай! — Пушкарь уже держал обезглавленного покойника за руки.
Пожав плечами, Прохор сунул пистолет за пояс и взял труп за ноги.
— Если ты с нами, то ничего не бойся, — глухо проговорил мясник.
Совсем ему худо, может, и не выкарабкается. Но Прохору-то какая до этого печаль. Не собирался он становиться своим для этого упыря.
В цех можно было попасть со стороны торгового зала, оттуда и пожаловали налетчики. Был еще другой выход, через него вынесли обезглавленного Пухлого.
В узком пространстве между забором и мясным павильоном стояло несколько джипов. Пушкарь открыл в одном из них багажник, который и поглотил мертвое тело.
— Погнали! — Он открыл дверцу, сел за руль.
Но Прохор остался стоять.
— Так, давай, потом виноватых искать будем! — скривился Пушкарь.
Только сейчас Прохор заметил у него над переносицей след от собственного удара. Хорошо он въехал ему головой. Неудивительно, что Пушкарь захотел приземлить его на плаху. Но сейчас другое дело. Прохор не просто помог отбить нападение, он фактически решил исход дела.
Теперь неплохо бы разобраться, кто на кого наехал. И перед этой силой держать ответ за свое геройство. Кому-то же он перешел дорогу, застрелив двух бандитов. Может, тому же Корольку, у которого, возможно, счеты с мясником и его бандой… А узнать обо всем этом можно только через Пушкаря.
— Давай потом, — кивнул Прохор.
И занял переднее пассажирское кресло. Пушкарь завел двигатель и врубил кондиционер — сейчас здесь станет еще и прохладно. Все хорошо, если не считать, что в багажнике покойник без головы, а за поясом — ствол, на котором кровь как минимум двух человек.
Ворота были закрыты, но из сторожки вышел охранник в униформе. Он смотрел на машину, но ворота открывать не торопился.
Пушкарь высунул из окна руку с пистолетом:
— Открывай, пока не пристрелил!
Охранник закивал и быстро открыл ворота. Машина пулей выскочила на дорогу, которая вела на главную городскую улицу.
— А как еще с ним быть? — рыкнул Пушкарь. — Мышей не ловят! Торпеду прошляпили! Козлы!
— Осторожно!
С Ленинского проспекта сворачивал милицейский «уазик», и Пушкарь едва не врезался в него. Он чудом увернулся от столкновения и отсалютовал ментам, приложив два пальца ко лбу.
— Явились, не запылились!
— Как бы за нами не пошли, — качнул головой Прохор.
Менты запросто могли развернуть свою «канарейку» и погнать за ними. Вот будет жесть, если такое случится.
— Да нет, это прикормленные… Эти меня знают…
— А те, которые стреляли?
— И те знают…
— Знали.
— Ну, этих-то завалили, а другие остались.
— Кто?
— Меньше будешь знать, крепче будешь спать.
— Так я же теперь с вами, — усмехнулся Прохор.
Но Пушкарь воспринял его слова всерьез.
— Ну да, с нами… Михеевские наехали, больше некому.
— Михеевские… Что-то знакомое…
Прохор никогда не бредил улично-блатной романтикой, а потому не интересовался криминальными раскладами родного города. Он просто жил, учился, занимался спортом. Но волки грызутся, собаки лают, а ветер носит. Доходили до него слухи о Кульбите, Михее, Вагнере, банды которых в свое время делили город на сферы влияния. Кульбита убили, его территорию поделили между собой Михей и Вагнер. Но это было еще до того, как Прохора забрали в армию. Да и как было? На уровне слухов. Кто такой Михей, с чем его едят? Кто такой Вагнер? Все это было для Прохора тайной в запечатанном конверте, который вовсе не хотелось вскрывать. Он бы и не вникал, если бы вдруг не попал в переплет.
— Знакомое… — скривился Пушкарь. — Это, братан, не просто знакомство, это любовь. В лоб! Из волыны! Коляну башку прострелили! С любовью, в лоб их!
— Коляну?! Который меня пристрелить собирался?
— И пристрелил бы… Колян одно время помощником машиниста работал… — Пушкарь замолчал и, в раздумье поскребывая щеку, решил не продолжать.
Так молча доехали до выезда из города. Пушкарь вынул из кармана мобильник, набрал один номер, затем другой.
— Климыч, ты?.. Живой?.. Уже?.. Ну, хорошо… Что?! Ля, ты же видел, какая там жопа была!.. А голова осталась?.. Какая голова?! У Пухлого всегда жопа вместо головы была… С меня причитается… Ну, все!.. — Он мотнул головой, возвращая мобильник на место, и хмыкнул: — Жопу забыли забрать.
— В смысле, голову?
Прохор уже понял, что произошло. Тело казненного они забрали, а голову оставили. А менты уже на месте. И у них наверняка возникли острые вопросы по этому поводу. Если, конечно, голову не убрали. Об этом, похоже, позаботился какой-то Климыч. Прохор представил, как отрубленную голову взяли за волосы или даже за уши, как куда-то понесли, и тошнотный ком подкатил к самому горлу. И надо же было ему вляпаться в это дерьмо! Мало того, он в нем по самые уши!
— Если бы Пухлый думал головой, он бы так не «накосячил», — скривился Пушкарь.
— Как так?
— Да так…
— Он что, денег вам задолжал?
Прохор подумал об отце Лиды, который попал на деньги. Бандиты могли казнить его так же, как и какого-то Пухлого. Но Игоря Семеновича спас Егор…
— Он не задолжал… Он «скрысятничал»… Руки на «общаке» нагрел… В Турции за такие дела руку отрубают. А у Афоныча за такие дела — башка с плеч.
Прохор понял, о ком идет речь. Петр Афанасьевич, он же Афоныч. Видно, не приклеилась к этому садисту кличка «Мясник». Или его только за глаза так называют.
— Да, он это дело любит.
— Что любит? — не понял Пушкарь.
— Мясо рубить.
— Так Афоныч раньше по этой части работал…
— Не может без этого, да?
— Ты бы на Афоныча не гнал. За такие прогоны без башки можно остаться, — косо глянул на Прохора Пушкарь.
— Да у вас и за меньшее могут зарубить.
— За меньшее… Ты башку мне чуть не проломил…
— А за грудки зачем хватал?
— А смотрю, черт какой-то сидит…
— Спал я, никого не трогал…
— Не трогал… Коляныч у нас машинистом когда-то был. Поезда водил. И людей по рельсам размазывал. Едет себе, никого не трогает, а тут раз, и выскочила шкура. По тормозам уже поздно, бац, и поскакала башка по шпалам… Кто-то сам под поезд бросается. А кто-то просто заснул на рельсах…