Меня ненавидели и уважали.

В личной жизни я снимал с себя доспехи неприступного деспота. Мне не нужно было быть профессионалом, общаясь с женщинами. И быть справедливым — тоже. А еще — контролировать свои эмоции, потому что это не было тем, чего бы хотели от меня партнерши. Они желали, чтобы я удивлял их, возбуждал, доводил до предела и наказывал, если они терпели неудачу.

Я был этим самым человеком.

Я мог дразнить.

Я мог шутить.           

Я мог флиртовать.

Я мог быть нежным. И я хотел быть нежным.

Хотя иногда включал свою безжалостную сторону, потому что женщинам это нравилось не меньше ласк. Я щелкал пальцами, и они повиновались.

Одна только мысль о том, чтобы щелкнуть пальцами и заставить Лолиту подчиниться каждому моему эротическому капризу, делала невыразимые вещи с разумом. Искушение обладать этой женщиной отзывалось болезненностью во всем теле. Соблазн восхитительный и совершенно непреодолимый проникал сквозь лучших ангелов, стоявших на защите моей совести.

Я думал о Лолите беспрестанно. В течение вечера, ночи и следующего, после дождливого, утра. Во время обеда был поглощен фантазиями о ней, что не лучшим образом отразилось на моей трудоспособности. Я не мог есть, не мог пить и уж тем более заниматься решением рабочих процессов. Целиком отдался бесконечному мыслительному перетягиванию каната. Не знал, что делать. Вчерашний образ Поклонской прочно засел в голове. То, как она смотрела на меня, стоя передо мной в промокшей рубашке, которая прилипла к ее прекрасной груди, едва сдерживаемой бельем, что я купил для нее.

Я занимался тем, что пролистывал историю наших сообщений в телефоне и теперь явственно представлял, как Лолита своим бархатным, невыносимо сексуальным голосом покорно соглашалась с «Мистером А».

Та самая женщина, спорившая со мной по каждому пункту каждого проекта, почти из принципа.

Та самая женщина, у которой на рабочем столе стояла фотография ее дочери-подростка и, глядя на нее, Лолита с теплотой улыбалась. Каждый. Раз.

Та самая женщина, которая всегда брала новых сотрудников под свое крыло и была неизменно снисходительна, терпелива, отзывчива.

Женщина, что часто опаздывала на работу и жила за счет черного кофе.

«Ты меня совсем не знаешь» — она написала мне это.

 Проклятье.

Я застонал, положив локти на край стола, и принялся усердно тереть виски.

Лолита права. Я совсем ее не знал. И, черт, как же мне этого хотелось.

Вновь потянувшись за телефоном, сжал гаджет в пальцах и послал «Черной Орхидее» короткое сообщение.

Мистер А: Ты в своем кабинете?

Я не сумел сдержать улыбки, потому как ответ пришел моментально. Это говорило о готовности Лолиты. Она жаждала получить над собой новую порцию контроля.

Черная Орхидея: Да.

Кто я такой, чтобы отказывать ей в маленьких шалостях?

Моя совесть дрогнула лишь слегка, когда я набирал следующие слова:

Мистер А: Скажи мне, что на тебе надето сейчас.

Черная Орхидея: Белая блузка. Серая юбка. Туфли на десятисантиметровой шпильке.

Я нервно усмехнулся.

Она дразнила меня. Прекрасно понимала, что я имел в виду немного другое.

Мистер А: А что под блузкой и юбкой, Лолита?

Черная Орхидея: Мой обычный бюстгальтер. Белый, с маленькими вышитыми цветами на нем.

Мистер А: Что еще?

Черная Орхидея: Эмм. Шортики черного цвета.

Мистер А: Шортики?

Черная Орхидея: Что-то вроде боксеров для женщин.

Не прошло и нескольких секунд, как от Лолиты поступило новое сообщение, и мне показалось, его тон был оборонительным.

Черная Орхидея: Они очень удобные.

Она не имела права быть такой сексуальной…

Почему, черт возьми, мысль о Лолите в женских боксерах была куда более возбуждающей, чем мысль о Лолите в нежных кружевных трусиках из последней коллекции «Victoria's Secret»?

Мой член зашевелился от одного только образа, вставшего перед глазами.

И все же я не собирался говорить ей об этом, ответив односложно:

Мистер А: Прелестно.

Правильное слово. Идеальное сочетание искреннего и слегка покровительственного тона.

Лолита была миниатюрной и хорошенькой женщиной. Должно быть, она всю жизнь раздражалась, когда мужчины называли ее «милой». И я более чем уверен, что это именно та самая кнопка, на которую надо нажать, чтобы немного разозлить и заставить почувствовать, будто ей необходимо что-то доказать. Подтолкнуть на демонстрацию несогласия, которое она определенно испытывала прямо сейчас.

Я отправил Лолите следующее сообщение.

Мистер А: Думаю, мне нужно немного развлечься и проверить, на что ты еще способна. Как далеко можешь зайти, понимаешь? Я хочу, чтобы села за свой рабочий стол…. Я хочу, чтобы ты приспустила черные женские боксеры и доставила себе удовольствие с помощью пальчиков. Ты сделаешь это для меня?

Просил ли я слишком много для кого-то, кто был новичком в этой игре и едва знал правила?

Я еще не совсем понял, что возбуждало Лолиту, а что просто заставляло ее чувствовать себя неловко.

Признаться, я рассчитывал на ответ вроде: «Я не знаю», или «Я бы предпочла этого не делать», или «Мой кабинет хорошо проглядывается через целую стену из стекла, поэтому будет очень трудно остаться незамеченной».

Однако Лолита ошеломила меня, прислав сообщение буквально через несколько секунд колебаний.

Черная Орхидея: Я сделаю это для тебя, Алекс.

ЛОЛИТА

Я смертельно боялась, что сквозь стены будет слышно, как нещадно колотится мое сердце о ребра. Уставившись на экран телефона, несколько раз прочла сообщение от Алекса, в котором он попросил… нет, приказал мне ублажить себя. Крепко сжимая телефон в липких пальцах, неритмично стучала мыском туфли по паркетному полу.

Мастурбация на рабочем месте по команде незнакомца?

Эта идея представляла собой что-то ужасно непристойное и одновременно невыносимо соблазнительное. Здесь в любой момент кто-то мог ворваться в мой кабинет, как, например, это обожал делать Гребцов. Черт! Абсолютно. Каждый. Человек. В офисе. Будь я дома, в безопасности, закрывшись в спальне, то не колебалась бы ни мгновения. Но… совсем другое дело — заняться самоудовлетворением в разгар рабочего дня, сидя в кожаном кресле на всеобщем обозрении как минимум у пятидесяти сотрудников. Я играла с огнем, и мысль об угрозе быть обнаруженной сильно подрывала мою браваду.

От волнения закружилась голова, и ослабли колени. Трепет, вызванный огромным риском, пронзил меня, как пылающая стрела.