Ох, никогда прежде я не испытывала к нему неисчерпаемой ненависти, как сейчас!

Я все еще дрожала, истекала смазкой и жаждала добиться оргазма, но угрюмым взглядом босс четко дал понять, что может специально, назло мне, явиться в любой момент и докопаться с какой-нибудь очередной ерундой.

Я решила быть честной и рассказать Алексу о заминке в плане.

Черная Орхидея: Я не смогла кончить. Мой начальник вошел и все испортил.

Вероятно, он был достаточно богатым человеком, чтобы позволить себе не работать под чьим-либо началом. И, пожалуй, я предоставила такой-себе-предлог, чтобы отказаться от задачи «Мистера А», но я почему-то надеялась, что он поймет меня.

Вскоре Алекс ответил.

Мистер А: Мы обязательно найдем способ заставить его заплатить за это. Не так ли, Лолита?

Я бы солгала, если бы сказала, что не в полной мере наслаждалась ролью в качестве игрушки загадочного незнакомца. Я никогда не чувствовала себя такой сильной и желанной. Тот спектр эмоций, открывшийся мне, я смогла пропускать через свое нутро благодаря маленьким сообщениям, которые получала в течение дня с постоянно растущей частотой.

Хотелось верить, что Алекс был очарован мною. Хотелось верить, что ему трудно было сохранять незаинтересованность и флегматичность, когда он общался с «Черной Орхидеей». Он посвящал много времени, чтобы поддерживать со мной связь; покупая дорогое нижнее белье и прочие красивые безделушки; разговаривая вплоть до раннего утра о моих самых глубоких, самых темных фантазиях.

Хотелось верить, что мы находились в той точке наших отношений, где наверняка знали, что нравимся друг другу.

Я знала, что Алекс любит молниеносные ответы, безоговорочное повиновение даже самым абсурдным просьбам и чрезвычайно подробные описания моего нижнего белья и того, как именно мне нравится прикасаться к себе. И «Мистеру А» было известно, как сильно я возбуждалась, выполняя все более и более рискованные поручения в течение рабочего дня.

Он всегда четко понимал, в чем я нуждалась. В тот момент, когда мне наскучило делать грязные фотографии и описывать свои тщетные попытки уединиться в собственном доме, мой таинственный покровитель немедленно начал искушать аппетитными идеями о том, как можно разнообразить мою обыденную рутину.

Честно говоря, я не имела ни малейшего представления, почему именно офис так возбуждал меня. Почему я никогда чувствовала себя оживленнее, чем когда-либо, вышагивая по коридорам компании в очень непрактичных шпильках и нижнем белье, сделанном из материала тоньше бумажной салфетки.

Причина в уверенной походке? Или в соблазнительной улыбке, играющей на моих губах? Но люди на меня смотрели. Поворачивали головы, чтобы проводить мою плывущую фигуру взглядом, и, по крайней мере, на короткое мгновение раздевали глазами.

Все, за исключением Гребцова.

В этой своеобразной игре присутствовала странная корреляция. Чем непосредственнее я себя чувствовала, тем отрешеннее становился мой начальник. Он уже несколько дней не удостаивал меня и взглядом. Казалось, каждый раз, когда я мельком видела его, он выглядел натянутым, будто тетива лука. Складывалось ощущение, что лишь тонкая, тугая нить удерживала его в узде. Недавно я заметила Гребцова с небритым лицом. Я не была бы так шокирована, даже если бы он появился на работе в одном холщовом мешке.

В конце каждого дня, когда я проводила время за исполнением определенных и восхитительных приказов моего эро-инструктора, Александр Павлович демонстрировал удрученность всем своим видом независимо от того, насколько свежо он выглядел по утрам.

Если мне представлялся случай подниматься с ним в лифте, Гребцов сторонился меня, словно я была переносчицей чумы. Затем резко менялся в выражении, расправлял плечи и выпячивал подбородок, будто я нанесла ему личное оскорбление одним лишь своим присутствием.

Я бы проявила беспокойство, если бы Гребцов не славился признаками явного мудака.

Так что-о-о,  учитывая то, чем он обычно занимался, причиной драматизма вполне могло стать это: допустим, Александр Павлович долгое время никого не увольнял с громким скандалом. Или, предположим, сломалась его моторизованная стойка для галстуков. Могло произойти и то и другое, и бедняга впал в депрессию.

Да плевать.

Новая команда от Алекса пришла на телефон в виде текстового сообщения сразу, как только я сбежала из очередной и весьма мрачной поездки в лифте с Гребцовым.

Мистер А: Не надевай нижнее белье завтра на работу.

Сердце подскочило к горлу.

Он давно не просил меня о подобном.

В последнее время я не испытывала удачу с более рискованными планами. Он мог заставить меня носить разнообразное нижнее белье, фотографировать себя в офисе с расстегнутой блузкой, отвечать на важные электронные письма, одетой лишь в черный кружевной комплект дороже, чем мой MacBook.

Я была готова к риску.

Я ждала с азартом нового всплеска адреналина.

Прикусив губу, ответила «Мистеру А» коротким сообщением:

Черная Орхидея: Да!

ЛОЛИТА

На следующий день перед выходом из дома я думала, что умру от стыда прежде, чем доберусь до парадных дверей здания компании и даже дышать не смогу в сторону своих коллег.

Но… все оказалось не таким страшным, как я предполагала.

Соски, маленькие и чувствительные, касались прохладного шелка блузки. Они быстро затвердели, поэтому я ловко скрыла свои возбужденные нежные бугорочки за манильской папкой, которую прижала к груди. Злая нагота под юбкой заставила мой пульс подскочить. Сердце затрепетало, и перехватило дыхание.

Я чувствовала себя невероятно сексуальной — настолько, что если бы надела домашние хлопковые шорты, то они промокли бы насквозь.

Шла по коридорам, слегка покачивая бедрами. Может быть, даже кокетливо улыбалась мужчинам со склада вместо того, чтобы пробегать мимо них с опущенной головой, как делала это обычно? И подмигнула своему отражению на экране компьютера, устраиваясь в кресле. Если бы кто-то рискнул назвать мое поведение нелепым, я отправила бы этого человека по известному маршруту на три буквы.

Странно, что кое-что все-таки подпортило мне настроение.

Гребцов как сквозь землю провалился.

Я ощутила почти извращенное разочарование от того, что он не удостоил меня даже одним взглядом.

Черт.

Мне было стыдно признаться себе в этом, однако… с тех пор, как поймала Александра Павловича за разглядыванием моего декольте сквозь промокшую насквозь блузку, я была поглощена сильным эмоциональным порывом, который ощутила тогда. Ощутила нечто чрезвычайно противоречивое, потому что даже мысль о том, что он смотрел на меня с вожделением, заставляла желать выцарапать ему глаза и свистеть всю дорогу до отдела кадров, сообщая всем, какой он извращенец.