– Простите, – сказал молодой человек. – Я не хотел вас напугать.

– Все в порядке, – ответила Хейзел. – Я ни капли не испугалась.

Неправда.

Нос девушки защипало от запаха лавровишневой воды после бритья и чистой, выглаженной одежды. У юноши были впалые, гладкие щеки, и Хейзел вдруг захотелось коснуться его лица. Она так испугалась этого порыва, что уже приготовилась бежать к выходу.

– Я хотел сказать, – начал молодой человек, – что мне очень понравилась ваша игра.

Наконец-то Хейзел могла следовать заученному сценарию. Родители научили ее, как отвечать на комплименты после сольных выступлений.

– Спасибо большое, – сказала она. – Вы очень добры.

Это был механический ответ, заученный наизусть, и юноша это понял. По его лицу пробежала тень. Бедняга. У него был всего один шанс поговорить с ней, и всего одна вещь, которую стоило бы сказать: как он влюбился в ее музыку, как она унесла его далеко-далеко из этого места, из этого вечера, всего за неделю до того, как он отправится на Западный фронт, где молодые мужчины, такие же, как он, погибают целыми отрядами, и что она подарила ему возможность отрешиться от реальности своей искренней и всепоглощающей игрой. Но правила приличия позволили сказать лишь то, что ему понравилось ее исполнение, и он от всей души надеялся, что девушка почувствует, какую мысль он так отчаянно хотел донести.

А теперь на него смотрели ее большие и глубокие глаза, обрамленные длинными, темными ресницами.

Бедный Джеймс.

Хейзел поняла, что он хотел сказать. Она проглотила свой страх и посмотрела ему в глаза.

– Правда, – сказала она. – Спасибо.

Тень исчезла с его лица.

– Меня зовут Джеймс. – Он протянул ей руку.

Она пожала его теплую и сухую ладонь, чувствуя неловкость за свои грубые, жесткие пальцы пианистки. К слову, Джеймс описал бы ее руки совсем иначе.

– А как ваше имя? – он улыбнулся, и я сама чуть не упала в обморок, не говоря уже о Хейзел.

Она покраснела. Если бы в тот момент ее щеки разгорячились еще чуть больше, она, наверное, взорвалась бы.

– Я Хейзел, – ответила она. – Хейзел Виндикотт.

– Приятно познакомиться, мисс Виндикотт, – Джеймс выгравировал ее имя в хранилище своей памяти. Хейзел Виндикотт. Хейзел Виндикотт.

– Взаимно, мистер Джеймс, – сказала пианистка.

Он снова улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.

– Можете называть меня просто Джеймс. Моя фамилия – Олдридж.

Тучная дама, которая и организовала это мероприятие – Луиза Прентисс – подошла, чтобы возмутиться, почему остановилась музыка. Женщина преклонного возраста, моя любимица по имени Мэйбл Кибби, тут же появилась из ниоткуда, как суслик из норы.

– Мисс Виндикотт усердно трудилась весь вечер, – сказала она. – Наверняка ей нужно передохнуть. Я могу ненадолго ее заменить. Думаю, я знаю пару мелодий, которые понравятся молодежи.

Прежде чем Хейзел смогла возразить, Мэйбл Кибби оттеснила ее от пианино и подтолкнула к Джеймсу со словами:

– Иди потанцуй.

В мгновение ока Джеймс отвел девушку к танцевальной площадке и предложил ей руку. Завороженная его ямочками на щеках и румянцем, Хейзел вложила левую ладонь в руку молодого человека, а правую опустила ему на плечо.

Мэйбл Кибби начала с медленного вальса. Джеймс прижал Хейзел к себе, насколько он мог осмелиться.

– Боюсь, я не умею танцевать, – призналась Хейзел. – Поэтому я предпочитаю всегда сидеть за пианино.

Джеймс тут же остановился.

– Вы не хотите танцевать?

Хейзел сосредоточилась на его галстуке.

– Нет, почему же. Только не смейтесь надо мной.

– Я бы не стал, – серьезно ответил он и вновь начал двигаться в такт музыке.

– Даже если я споткнусь и упаду? – Она надеялась, что это прозвучит как шутка.

Он едва заметно напряг руку, поддерживающую ее за спину.

– Я не позволю вам упасть.

И он сдержал слово.

На самом деле Джеймс был хорошим танцором, не особо эффектным, но грациозным. Хейзел почти никогда не танцевала, но музыкальный слух позволял ей не сбиваться с ритма. Джеймс вел девушку, и ей оставалось только следовать его движениям.

Я села рядом с Мейбл Кибби и просто наблюдала за ними. Этот танец мог стать началом или концом: все зависело от тысячи мелких деталей. Заговорят ли они друг с другом? Вдруг кто-то скажет слишком много? Или ляпнет какую-то глупость? Стоит ли мне вмешаться?

– У них все получится, – вдруг сказала Мейбл Кибби, бросив на меня короткий взгляд.

– Ох, Мейбл Кибби, – прошептала я. – Неужели ты меня видишь?

Она перевернула страницу с нотами.

– Я всегда тебя видела, – ответила она. – Но сегодня ты выглядишь еще лучше, чем обычно.

Я слегка приобняла ее.

– Ты очень мила.

Она задорно мне подмигнула.

– Приятно видеть, что ты все еще присматриваешь за молодыми, – сказала Мейбл. – Эта ужасная война. Они нуждаются в тебе как никогда.

– Не только за молодыми, – я кивнула в сторону бодрого пожилого джентльмена в другом конце зала. – Не хочешь, чтобы я представила тебя кое-кому?

Мейбл засмеялась.

– Нет, благодарю, – вздохнула она. – Хватит на мой век романов.

В тот момент мы обе увидели потускневшую свадебную фотографию, пустое кресло и надгробную плиту.

– Кто сказал, что ты не можешь начать еще один? – спросила я.

Она дошла до рефрена и перевернула нотную страницу обратно.

– Лучше позаботься о мисс Хейзел.

Так я и сделала.

Они уже обсудили основные детали. Ей было восемнадцать. Ему – девятнадцать. Хейзел – единственный ребенок пианиста и белошвейки из района Поплар. Она окончила школу и готовилась к поступлению в музыкальную консерваторию. Джеймс родился в Челмсфорде, и у него были младшие брат и сестра: Мэгги и Бобби. Его отец работал преподавателем математики в средней школе, а сам Джеймс – в строительной фирме, хотя теперь это осталось в прошлом. Ему пришлось приехать в Лондон и остановиться у своего дяди, чтобы получить военную форму и снаряжение, прежде чем его отправят на службу во Францию.

Война.

Тебе стоило бы на это посмотреть, Арес. Прощание навсегда.

Ведь именно ты – причина, по которой все собрались на танцах в тот вечер. Война была в каждой проповеди, каждом уличном знаке, каждой новостной сводке, каждой молитве, прочитанной над безвкусным и скудным солдатским пайком.

И так из простого парня Джеймс превратился в патриота и героя, готового служить богу, королю и стране.