Впредь я буду писать только то, что хочу. А редакторы пусть идут… на небеса!

Сегодня на небе северное сияние и молодой месяц в дымке».

«16 февраля, 19

Сегодня мой рассказ „Цена шутки“ появился в „Домашнем ежемесячнике“. Но на обложке я была лишь одной из числа „и других“. Зато в „Днях девичества“ меня упомянули по имени, как „одного из хорошо известных и популярных авторов“. Кузен Джимми перечитал это редакторское предисловие раз пять, и я слышала, как он бормотал слова „хорошо известный и популярный“, пока рубил щепки на растопку. Затем он пошел в местный магазин и купил мне новую „книжку от Джимми“. Каждый раз, когда я миную важную веху на „альпийской тропе“, кузен Джимми торжественно отмечает это, вручая мне новую „книжку от Джимми“. Я ни разу не купила сама ни одной записной книжки. Это его обидело бы. Он всегда смотрит на маленькую стопку „книжек от Джимми“ на моем письменном столе с благоговением и почтением, твердо веря, что всевозможные чудесные литературные произведения выйдут из мешанины описаний, характеров и „отрывков“, которые есть в этих книжках.

Я всегда даю Дину на прочтение мои рассказы. Я не могу не делать этого, хотя он каждый раз возвращает их без всяких комментариев, или — что еще хуже — с небрежной похвалой. Желание заставить Дина признать, что я могу написать нечто стоящее, стало для меня чем-то вроде навязчивой идеи. Это был бы мой триумф. Но пока Дин не найдет написанное мной достойным внимания, все будет прах и суета. Потому что… он знает».

«2 апреля, 19

Весна очень сильно подействовала на одного молодого человека из Шрузбури, который иногда приезжает в Молодой Месяц. Но он не тот поклонник, который мог бы понравиться клану Марри. Не принадлежит он — что гораздо важнее, — и к тем, кто мог бы понравиться Э. Б. Старр. Тетя Элизабет была очень мрачна, так как я согласилась поехать с ним на концерт. Она не ложилась спать, пока я не вернулась домой.

— Вот видите, тетя Элизабет, я не сбежала, — сказала я. — Я обещала вам, что не сбегу. Если я когда-нибудь захочу выйти за кого-нибудь замуж, я так вам и скажу и выйду за него, несмотря на ваши возражения.

Не знаю, было ли у тети Элизабет легче на душе, когда она пошла спать. Мама убежала — хвала небесам! — а тетя Элизабет очень верит в наследственность».

«15 апреля, 19

Сегодня вечером я поднялась на холм и бродила в лунном свете возле Разочарованного Дома. Разочарованный Дом был построен — не до конца, но по меньшей мере частично — тридцать семь лет назад для невесты, которая так и не поселилась в нем. С тех пор он стоит незаконченный, с заколоченными окнами и разбитым сердцем, посещаемый робкими призраками событий, которые должны были произойти, но не произошли. Мне всегда его жаль. Ведь его бедные слепые глаза никогда ничего не видели, и у него нет даже воспоминаний. Эти окна-глаза никогда не сияли ласковым светом, только однажды, давно и ненадолго, за ними слабо заблестел огонь в камине… А ведь это мог бы быть такой славный маленький домик, уютно устроившийся на лесистом холме и собравший вокруг себя компанию маленьких елочек, чтобы они защитили его от ветров. Теплый, дружелюбный домик. И очень добродушный. Совсем не такой, как тот новый, что строит на пересечении соседних деревенских улиц Том Семпл — ужасно раздражительный дом, вздорный, сварливый, с маленькими глазками и острыми локтями.

Странно, какая ярко выраженная личность может быть у дома, даже еще прежде чем в нем кто-то поживет. Однажды, давно, еще в детстве, мы с Тедди отодвинули одну из досок, которыми заколочены окна Разочарованного Дома, влезли внутрь, и развели в камине огонь. Потом мы посидели перед ним и придумали, как будем жить, когда вырастем. Мы собирались провести всю жизнь вдвоем в этом самом доме. Думаю, Тедди совсем забыл об этих детских глупостях. Он часто пишет, и его письма такие обстоятельные, и веселые, и так живо напоминают о нем. И он рассказывает мне все подробности своей жизни, о которых я хочу знать. Но в последнее время, как мне кажется, эти письма стали довольно безличными. Они с тем же успехом могли были бы быть адресованы вовсе не мне, а Илзи.

Бедный маленький Разочарованный Дом. Думаю, он навсегда останется разочарованным».

«1 мая, 19

Снова весна! Молодые тополя в золотистых, воздушный листиках. Громадный, покрытый рябью залив за серебристо-лиловыми песчаными дюнами…

Зима прошла с невероятной быстротой, несмотря на несколько ужасных, мрачных „третьих часов ночи“ и одинокие, наводящие уныние сумерки. Дин скоро вернется домой из Флориды. Но ни Тедди, ни Илзи не приедут домой предстоящим летом. Из-за этого я недавно провела без сна еще одну или две ночи. Илзи собирается на побережье к своей тете, сестре матери; прежде эта тетя никогда о ней не вспоминала. А Тедди получил от нью-йоркского издателя заказ на иллюстрации для серии репортажей о конной полиции на Северо-западных территориях Канады и проведет каникулы на севере, делая зарисовки. Конечно, это большая удача для него, и я ничуть не огорчилась бы… если бы он сам хоть немного огорчился из-за того, что не приедет в Блэр-Уотер. Но он ничуть не огорчен.

Что ж, должно быть, Блэр-Уотер и прежняя жизнь в здешних местах для него уже рассказанная повесть.

Я не отдавала себе отчета в том, как серьезно рассчитывала на присутствие Илзи и Тедди в Блэр-Уотер предстоящим летом. Ведь именно надежда на скорую встречу с ними помогла мне перенести минувшей зимой несколько тяжелых для меня недель. А теперь — стоит лишь мне вспомнить о том, что я ни разу в это лето не услышу „сигнальный“ свист Тедди в роще Надменного Джона, ни разу не встречу его случайно в наших укромных, прекрасных, любимых местах на тропинке и возле ручья, ни разу не обменяюсь с ним волнующим, значительным взглядом в толпе, когда случается что-то имеющее особое значение для нас… жизнь, кажется, вдруг лишается всех красок и превращается во что-то тусклое, выцветшее, состоящее из одних лохмотьев и заплат.

Миссис Кент встретила меня вчера у почты и остановилась, чтобы заговорить. Такое с ней случается очень редко. Она по-прежнему меня ненавидит.

— Думаю, ты слышала, что Тедди не приедет домой этим летом?

— Да, — ответила я коротко.

Перед тем как она отвернулась, я заметила в ее глазах какое-то странное страдальческое торжество — торжество, которое я поняла. Она очень несчастна из-за того, что Тедди не будет дома рядом с ней, но она ликует, что его не будет дома рядом со мной. Похоже, она почти уверена, что ему нет до меня дела.

Что ж, смею думать, она права. И все же весной человек не может оставаться совсем мрачным.

А Эндрю помолвлен! С девушкой, которая вполне устраивает тетю Адди.

— Даже я сама не смогла бы найти для него невесты, которая понравилась бы мне больше, чем его избранница, — сказала она сегодня тете Элизабет — тете Элизабет, но так, чтобы слышала я. Тетя Элизабет была рада, вернее, холодно сказала, что рада. Тетя Лора немного поплакала. Она всегда проливает слезу, когда кто-нибудь, кого она знает, родил ребенка, или умер, или женился, или помолвлен, или приехал, или уехал, или впервые проголосовал. Она не может не испытывать некоторого разочарования: Эндрю был бы таким надежным мужем для меня. В нем нет совершенно ничего взрывного».