«Совершенно верно, – сказал ты. – Царицы Проклятыхбольше нет. Я опасаюсь только одного бессмертного – вашего возлюбленногоМариуса. Потому что именно он перед уходом наложил строгий запрет на созданиеновых существ, пьющих кровь. По мнению Мариуса, я низкого происхождения. Будьон англичанином, он выразился бы именно так».

Я покачала головой.

«Не думаю, что он причинит тебе вред. Разве он не пришел кЛестату? Разве он не пришел своими глазами взглянуть на Покрывало? – На обавопроса ты ответил отрицательно. – Прими мой совет: как толькопочувствуешь его присутствие, заговори с ним. Побеседуй с ним так, какбеседуешь со мной. Начни разговор, прервать который он не решится».

Ты снова улыбнулся.

«Удивительно остроумная формулировка».

«Но я не думаю, что у тебя есть основания для страха передним. Пожелай он стереть тебя с лица земли, сделал бы это давно. Нам нужнобояться того же, чего боятся смертные, – существования другихпредставителей нашего вида, обладающих иными, отличными от наших, способностямии верованиями, относительно местонахождения которых и их намерений мы никогдане можем быть уверены. Вот об этом я и хотела тебя предупредить».

«Вы так добры, что тратите на меня время», – сказал ты.

Я чуть не заплакала.

«Все как раз наоборот. Ты даже представить себе не можешь, вкаком одиночестве и безмолвии я скитаюсь, и, надеюсь, ты сам никогда неиспытаешь ничего подобного. Ты же сумел подарить мне тепло, не грозящеесмертью, и насытить меня без крови. Я рада, что ты пришел».

Я увидела, как ты по обычаю молодых поднял глаза к небу.

«Я понимаю, сейчас мы должны расстаться. – Тынеожиданно повернулся ко мне и умоляющим тоном произнес: – Давайте встретимсязавтра вечером и продолжим разговор! Я приду в кафе, где вы каждую ночь предаетесьраздумьям. Я вас найду. Давайте побеседуем!»

«Значит, ты меня там видел?»

«Да, и очень часто. – Ты вновь отвел взгляд, пытаясь,наверное, скрыть свои чувства, но чуть позже твои темные глаза опять обратилисьна меня, и я услышала шепотом произнесенный вопрос: – Пандора, нам принадлежитвесь мир, не так ли?»

«Не знаю, Дэвид. Но завтра мы встретимся. Почему ты неподошел ко мне там? Там, где тепло и светло?»

«На мой взгляд, это гораздо более дерзкое вторжение –нарушить ваше священное уединение в переполненном кафе. В такие места ходят,чтобы насладиться одиночеством, – или я ошибаюсь? Так мне показалосьприличнее. И я не собирался глазеть на вас. Как большинству молодых вампиров,мне приходится питаться каждую ночь. Мы встретились тогда по чистой случайности».

«Это очаровательно, Дэвид, – сказала я. – Меня ужедавно никто не очаровывал. Встретимся… завтра вечером».

И мной вдруг овладело грешное желание. Я подошла к тебе иобняла, зная, что мое древнее тело, твердое и холодное, заденет в твоей душе глубочайшиеструны и приведет в ужас, – ведь ты новорожденный и с легкостью сходишь засмертного.

Но ты не отстранился. А когда я поцеловала тебя в щеку, тывернул мне поцелуй.

И вот сейчас, сидя в кафе и глядя на лежащий передо мнойблокнот, я с интересом думаю… возможно, пытаясь донести до тебя этими словаминечто большее, чем только то, о чем ты просил… что бы я сделала, если бы ты непоцеловал меня, а в страхе отпрянул, как по большей части поступают молодыевампиры…

Дэвид, ты настоящая загадка.

Вот видишь, я начала не с летописи своей жизни, но с того,что произошло между нами за эти две ночи.

Позволь мне это, Дэвид. Позволь поговорить о нас с тобой, итогда, может быть, я смогу восстановить свою потерянную жизнь.

Когда сегодня вечером ты пришел в кафе, я и не обратилаособенного внимания на эти блокноты. Их было два. Оба толстые.

От них приятно пахло старой кожей. Но лишь когда ты положилих на стол, я смогла уловить посланный твоим всегда сдержанным и невозмутимымразумом импульс, свидетельствующий о том, что они имеют ко мне отношение.

Я выбрала столик в центре переполненного зала, как будто мнехотелось оказаться в середине водоворота смертных запахов и событий. У тебя былдовольный вид, ты ничего не боялся и чувствовал себя как дома.

Ты был одет в очередной потрясающий костюм современногопокроя и плащ из гребенной шерсти, сшитый со вкусом, но по моде Старого Света,а твоя золотистая кожа и светящиеся глаза вскружили голову всем до единойженщинам и даже некоторым мужчинам.

Ты улыбнулся. Должно быть, я показалась тебе улиткой – вэтом-то плаще и капюшоне, в золотых очках, закрывавших половину лица, и соследами дешевой фиолетово-розовой – цвета синяков – помады на губах. В зеркале,в магазине, она произвела на меня соблазнительное впечатление – мнепонравилось, что не придется прятать рот, ибо теперь губы мои практическилишены естественного цвета. С этой помадой я могла улыбаться.

На мне были эти перчатки из черного шелка с отрезаннымиконцами, чтобы пальцы сохраняли чувствительность, а чтобы ногти не сверкали вкафе, как хрусталь, я намазала их сажей. Ты поцеловал протянутую мною руку.

В тебе остались прежняя смелость и приверженность внешнимприличиям. А потом ты очень тепло улыбнулся, и в этой улыбке, по-моему, былобольше от тебя прежнего – ты казался слишком мудрым для столь молодого икрепкого существа. Твоя поистине идеальная внешность привела меня в восхищение.

«Вы не представляете, как я рад, – сказал ты, –что вы пришли и позволили мне сесть к вам за столик».

«Я захотела этого только благодаря тебе», – ответила я,поднимая руки, и заметила, что, несмотря на сажу, сияние моих ногтей слепиттебе глаза.

Я потянулась к тебе, ожидая, что ты вот-вот отпрянешь, новместо этого ты накрыл темной и теплой ладонью мои холодные белые пальцы.

«Вы воспринимаете меня как живое существо?» – спросила я.

«О да, определенно, – как сияющее и совершенно живоесущество».

Мы заказали кофе – ведь этого ожидали от нассмертные, – и, получая от его тепла и аромата больше удовольствия, чем онимогут себе представить, даже поболтали ложечками в чашках. Передо мнойпоставили красный десерт.

Десерт, конечно, по-прежнему стоит на столе. Я заказала егопросто потому, что он красный – клубника в сиропе, с резким сладким запахом,который понравился бы пчелам.

Твои льстивые речи вызвали у меня улыбку. Но они мнепонравились. Я их игриво передразнила. Я сбросила капюшон и тряхнула головой,чтобы мои густые, темные волосы замерцали на свету.