Я обернулась и в изумлении обнаружила, что соломенная фигурастоит как живая на месте, приняв вертикальную позу человека, и следит за мной.

«Я в тебя не поверю! – закричала я соломенномучеловеку. – Я не буду искать у тебя ответы! Но знай вот что: если тыхочешь стать живым созданием, как я, то люби все человечество – мужчин, женщини их детей. Не ищи силы в крови! Не кормись страданием. Не поднимайся как богнад толпой обожателей. Не лги!»

Оно слушало. И слышало. Оно оставалось на месте. А япобежала. Я помчалась вверх по каменистым холмам, понеслась через лесаКалабрии, пока не оказалась далеко-далеко. На всем протяжении озаренного луннымсветом побережья мерцающей морской бухты передо мной величественно раскинулсяВиварий с его аркадами и покатыми крышами.

Я больше никогда не видела соломенное существо. Не знаю, чтоэто было. И прошу тебя больше меня о нем не спрашивать.

Ты говоришь, что бывают и духи, и призраки. Мы знаем, чтотакие создания действительно существуют. Но с тех пор я его больше не видела.

А к тому моменту, когда я вновь оказалась в Италии, Виварийдавно уже был разрушен. Последние стены расшатали землетрясения. Не знаю, смелили они его окончательно или его разграбили невежественные высокие люди изСеверной Европы – вандалы?

Этого никто не знает. Сохранились только письма, разосланныеКассиодором.

Вскоре классиков объявили богохульниками. Папа Григорийписал истории о волшебных чудесах, потому что иначе не смог бы обратить тысячисуеверных, незнакомых с катехизисом северных племен в христианство иподвергнуть их массовому крещению.

Он победил воинов, считавшихся в Риме непобедимыми.

После Кассиодора история Италии на сотню лет погрузилась вполный мрак. Как говорится в книгах? В течение целого века из Италии непоступало вестей.

Какая продолжительная пауза!

Ну вот, Дэвид, коль скоро ты дошел до последних страниц, ядолжна признаться, что покидаю тебя. Улыбки, с которыми я передала тебе этиблокноты, предназначались для того, чтобы ввести тебя в заблуждение. Женскиехитрости, как назвал бы их Мариус. Я обманула тебя, когда сказала, что завтравечером мы встретимся здесь, в Париже. Когда ты будешь читать эти строки, меняв Париже не будет. Я отправляюсь в Новый Орлеан.

Это твоя заслуга, Дэвид. Ты меня преобразил и заставилотчаянно поверить в то, что в повествовании можно найти хотя бы тень смысла. Яобрела неисчерпаемую энергию. Своей требовательностью к моему красноречию ипамяти ты подготовил меня к новой жизни, к новой вере в существование в этоммире чего-то хорошего.

Я хочу найти Мариуса. До меня доносятся отголоски мыслейдругих бессмертных – крики, мольбы, странные послания…

Тот, кто, как считалось, ушел от нас, по всей вероятности,выжил.

У меня есть веские основания полагать, что Мариус отправилсяв Новый Орлеан, и мне необходимо с ним воссоединиться. Я должна разыскатьЛестата, увидеть падшего принца-паршивца на полу молельни, не способного ниговорить, ни двигаться.

Пойдем со мной, Дэвид. Не бойся Мариуса! Я знаю, он придетна помощь Лестату. Я тоже.

Возвращайся в Новый Орлеан.

Даже если Мариуса там нет, я хочу повидать Лестата. Я хочувновь увидеться с остальными. Что ты наделал, Дэвид? Наряду с новым любопытством,с воспламеняющим беспокойством, с возродившимся певческим даром во мне возниклаужасная способность желать и любить.

Уже по одной этой причине – а на самом деле их намногобольше – я всегда буду тебе благодарна. Какие бы ни ждали меня переживания, ты меняоживил. И никакие твои слова и поступки не в силах отныне истребить мою любовьк тебе.