— На себя бы посмотрел, горе мое! — все еще не веря своим глазам, огрызнулся король.

— А что я там не видел? — отмахнулся шут. — Ладно, братец, давай так: прикажи поставить здесь еще одну кровать. И будем спать вместе.

— Договорились.

Вскоре дело пошло на поправку, шут дерзил и огрызался, из чего Масхей делал утешительные выводы об улучшении его здоровья. Денхольм стал все чаще покидать свой пост и вернулся к государственным делам. Санди одобрил такое решение, но упросил короля не устраивать без него приемов в тронном зале — он боялся пропустить что-нибудь интересное. Например, кинжал, брошенный рукой того, чей яд не достиг цели. Денхольм дал слово.

И вот теперь шел за советом. Почему-то хотелось верить, что Санди знает, что нужно делать с Вендейром, Зоной Пустоты.

У самого порога король остановился, не веря своим ушам: из-за двери неслись слабые неясные звуки. Шут наконец-то взялся за лютню! А значит, окончательное выздоровление не за горами! Играть и петь Санди был мастер, правда, выводил все больше протяжные и тоскливые мелодии. Денхэ любил его слушать, всякий раз почему-то вспоминая голос старшего брата, Короля-Менестреля… Шут взял для затравки пару мрачноватых аккордов, помолчал минут пять, потом запел:

Не плачь, не надо, хозяин!

Король — он плакать не должен.

Он может быть неприкаян,

Но слабый король — невозможен!

Монархи страданья прячут,

Иначе их власти конец!

Давай я тебе отчудачу песню,

Шут — он ведь тоже певец…

И Денхольм замер, не в силах пошевелиться. Не так уж часто шут посвящал ему песни. А пел еще реже.

Ты думаешь, жизнь пропала

И давят короны листья…

…Король вздрогнул и невольно коснулся тяжелого золотого ободка, созданного в виде искусно переплетенных листьев клена, — венец Короля Итани, если верить древней легенде…

Жадны и злобны вассалы,

Лишь я один бескорыстен.

Я шут, и мне много не надо,

Но я то грустен, то дерзок,

И не смешу до упаду, право,

А стих мой правдив и резок!..

…Все-таки Санди сбился на восхваление своих добродетелей! Денхольм вертел в руках Кленовый венец и не мог заставить себя сделать шаг через порог.

О брате ты думаешь старшем,

Что эту носил корону…

Теперь он — без вести пропавший,

А тело склевали вороны!

И только гадать осталось,

Что было: яд иль кинжал…

Уйми, господин мой, слабость!

Как бы

Кто слез твоих не увидал!..

…Денхольм сморгнул соленые слезы и постарался взять себя в руки. Иногда ему хотелось заточить шута в Башню за колдовство — настолько поражало его фантастическое ясновидение. Йоркхельд! Брат! Умел же Санди ударить побольнее! Но как? Откуда он узнал? Когда успел облечь в стихотворную форму то, что смутной грозою пронеслось в душе короля?..

Теперь ты сам на канате,

И внизу — лишь бульварный гранит…

Надолго меня не хватит,

Но пока я — твой преданный щит!

А чуть зазеваюсь — ударят

Кинжалом иль яду на стол…

Корона выскользнула из ослабевших рук короля и, предательски звякнув, покатилась в комнату шута. Денхольм напряженно замер, оглушенный моментально наступившей тишиной. Потом шагнул следом за короной.

Санди стоял посреди комнаты и гневно сверкал очами. При виде короля он швырнул в сторону лютню и скрестил руки на груди. Насколько Денхольм знал своего шута, его угораздило прервать импровизацию.

— Прости, — пробормотал он, тщетно пытаясь успокоиться.

Его состояние не укрылось от Санди, и шут пренебрежительно хмыкнул:

— Подслушивать вроде бы недостойно Потомка Светлых Богов или как тебя там, куманек!

— Я извинился, — уже спокойнее напомнил король, — а роль Хранителя Этикета тебе не к лицу.

— Наверное, ты прав. Хотя подслушивать все равно гадко.

— А что дальше, Санди?

— Еще не придумал. Ты мне мысль перебил. — Шуту надоело изображать оскорбленную невинность, и он рухнул на кровать, заложив руки за голову и хитро поглядывая на короля. — Давай выкладывай, с чем шел! Что, опять проблемы?

— Как ты догадался?

— В отличие от некоторых я иногда думаю, куманек, — без тени улыбки заявил шут. — Ну, хватит киснуть, как молоко на солнце! Что там еще стряслось?

Король нервно зашагал по комнате. С чего начать?

— Ну, хочешь, — хмыкнул шут, — я угадаю, о чем ты думаешь?

— Порази искусством. — Заинтригованный Денхольм прервал очередной рейд от окна к окну.

Шут неестественно заломил руки, придал лицу выражение трагической таинственности, закатил глаза.

— Ты думаешь, — прошипел он замогильным голосом, — о том, что канцлер — скотина и негодяй! А еще гадаешь, как у такого урода могла родиться столь прелестная дочь!

— Шарлатан! — рассмеялся Король. — Я всегда об этом думаю!

Санди оскорбленно отвернулся к стене.

Король раскурил трубку, жадно затянулся:

— Все мои печали можно выразить двумя словами: Зона ожила!

Санди приподнялся на постели и с интересом поглядел на царственного друга:

— Это тебе Листен сообщил?

— И попытался подсунуть приказ об уничтожении Зоны. Я его выставил. А теперь сомневаюсь…

— Думаешь, может, рухнули горы? И канцлер заботится о благе государства? Да в веллиаре больше человеческих чувств, чем в папочке нашей несравненной Ташью! Чем-то она насолила ему, эта Зона Пустоты! Не иначе!

— Хотел бы я знать чем! И какую выгоду можно извлечь из Гражданской войны!

— Йо-хо! Все так серьезно?

— В том-то и дело. А главное, Зона действительно опасна. И если она ожила… Я увязну в этом болоте. Как мне узнать правду?! — Король вновь принялся мерить шагами комнату шута.

Санди пристально наблюдал за ним.

— Не делай этого, куманек! — вдруг тихо посоветовал он.

— Не делать… что? — вскинул голову Денхольм.

— Перед кем притворяешься? — грустно усмехнулся шут. — Лгун в короне! Знаю, о чем думаешь! По следам братца пойти захотелось!

Король осчастливил его долгим пронзительным взглядом:

— В Башню! За колдовство!

— Насколько я понимаю, — невозмутимо продолжил шут, — Йоркхельд I тоже решил выяснить кое-какие интересовавшие его вопросы. Оставил тебе Большую Государственную Печать и Перстень Власти, закинул котомку за плечо и… Где он теперь? Ворон кормит? А может, рыб? Тебе туда же захотелось?! — Последние слова Санди проорал в ухо королю, но Денхольм его не слушал…