Слуга с приятным голосом, одетый в темно-зеленый фрак и желтовато-коричневые панталоны, предложил ей снять накидку, но Кэтрин отказалась, покачав головой. Ее простое голубое муслиновое платье с пятном от вина выглядело бы нелепо среди ослепительных туалетов квартеронок, передвигавшихся вокруг нее, словно картинки в огромном калейдоскопе. На великосветские рауты она предпочитала надевать светлый муслин с преобладанием белого цвета. Здесь же царили яркий блеск, мерцание и сверкание. Большинство платьев были сшиты в стиле, ставшем популярным благодаря Жозефине, жене Наполеона: с красивыми, но узкими юбками, струящимися от слишком завышенной талии, которая начиналась прямо из-под груди, и глубоким декольте. На этом все сходства с модой высшего света заканчивались. Танцующие были облачены в платья из огненного шелка, темно-желтого атласа, темно-синего бархата, а также всех оттенков драгоценных камней. Эти наряды были украшены собранными в пучок лентами, развевающейся тесьмой, узелками из позолоченных и серебряных шнурков, кисточками и бахромой, нитями жемчугов и алмазов, вышивками, а завершали ансамбли декорированные под стать платьям тюрбаны. На мгновение Кэтрин почувствовала, что ее затмили, и испытала укол зависти ко всей этой роскоши. Затем она расправила спину. Простота. Настоящая элегантность зависит от простоты, а не от обилия украшений.

После этого первого, пересилившего все остальное впечатления Кэтрин обратила внимание на самих женщин, на оттенок их кожи — от бледно-кремового и цвета кофе с молоком до золотисто-бронзового, а также на ясные карие глаза, бесстрашно наблюдавшие за происходящим сквозь щели полумасок. Плавно и грациозно они двигались в руках своих партнеров. Своих партнеров…

Внезапно Кэтрин отвернулась и горячая кровь прилила к ее шее и лицу. Несколько джентльменов были ей знакомы. Некоторые надели маскарадные костюмы, многие были без масок. Все креолки жили надеждой, что их поклонники или мужья оставались нечувствительными к красоте квартеронок. И ужасно было узнать тех, кто теперь, вот так внезапно, был ею разоблачен.

Она вдруг поняла, что ей не следовало сюда приходить. Когда Маркус предложил Кэтрин свою руку, она почти неосознанно схватилась за нее, и он привлек ее к себе.

— Маркус, mon vieux![13] Comment ça va?[14]

Маркус неспешно повернулся. Кэтрин решила, что появившийся мужчина имел довольно безобидный вид: невысокий и полный, в сером маскарадном костюме домино.

— Почему ты не надел маску, мой друг? — воскликнул он. — Полюбуйся на меня! Этот цвет называется «дымка интриги». Умно, n’est ce pas?[15] Я введу новую моду.

— Несомненно, — согласился Маркус.

— Полно, я не для того несся, рискуя жизнью, через весь зал, чтобы поговорить с тобой, Маркус, ты же знаешь. Прежде всего представь меня этому прелестному созданию рядом с тобой.

Кэтрин оцепенела от его фамильярного тона и оценивающего взгляда маленьких выпуклых глаз, которые смотрели на нее так, словно раздевали.

— Представления излишни, — отрезал Маркус. — Это просьба леди.

— Эх, очень жаль! Впрочем, ты всегда был везунчиком. И все же, если я решу с ней заговорить, мне ведь нужно как-то к ней обращаться. Ее имя, mon ami![16] Открой мне хотя бы это, коль уж тебе досталось все остальное.

Кэтрин подавила охвативший ее приступ ярости. Неужели от нее ждут, что она будет молча стоять и терпеть подобные оскорбления?!

Маркус не пошевелился, лишь сдвинул брови.

Секунду поразмыслив, Кэтрин решила, что его поведение было более правильным. Он вряд ли смог бы подобающе ответить на возмутительные манеры тучного мужчины, не привлекая лишнего внимания. Этот человек с голодным блеском в маленьких глазах явно хотел спровоцировать их на громкую ссору. Странно, что он считал, будто ему позволено так себя вести и не получить по заслугам — разве только он тоже был замешан в этом отвратительном пари и знал, что Маркус не может вступить в публичный спор, не запятнав репутацию дамы. Возможно, коротышка был не так уж и безобиден.

— Меня зовут… Селеста, — внезапно представилась Кэтрин.

— Селестия, конечно, — пробормотал мужчина, схватил ее руку и поднес к своим губам. — Подлинная звезда на небесах — и белокожа, вне всяких сомнений, самая белокожая звезда, озарявшая этот танцевальный зал. Лично я, Антуан Робич, многое бы отдал, чтобы узнать вашу родословную, ma chérie[17]. Такая прекрасная форма головы, такая стройная — само изящество.

— Простите нас, — отрезал Маркус. — Селеста желает бокал шампанского.

— Certainement[18]. Шампанское сносное, намного лучше, чем подавали сегодня в другой части города. — Воспользовавшись возможностью при прощании еще раз прикоснуться к ее пальцам, он наклонился к Кэтрин. — Serviteur[19], мадемуазель.

Не успели они сделать и полдюжины шагов, как мужчина вновь окликнул их:

— Эй, Маркус, ты знал, что Раф вернулся в город?

Маркус остановился и замер как вкопанный, а в его карих глазах блеснули зеленые огоньки.

— Нет, не знал, — резко ответил он.

— Не надо так волноваться, — произнес Антуан Робич, и от выпитого вина его голос зазвучал громче, в нем слышались веселые и одновременно злобные нотки. — Говорят, сегодня днем он спрашивал о тебе на бирже. Поговаривают, что он тяжело переживает смерть бедняжки Лулу. Я буду приглядывать за ним, mon ami!

Маркус не удостоил его ответом. Он начал пробираться сквозь толпу, увлекая за собой Кэтрин.

Возле столика с огромной серебряной чашей, наполненной шампанским, столпилось много народу, поэтому они вынуждены были остановиться. Два официанта в белых пиджаках разливали искрящееся вино по широким бокалам так быстро, как только могли, но хрустальные ножки поднимались, не успев опуститься.

— Что это было? — спросила Кэтрин, совладав с дыханием.

— Ничего, — ответил Маркус, не глядя ей в глаза.

Кэтрин задумчиво склонила голову.

— Не могу сказать, что мне понравился этот человек. Сложилось впечатление, что он пытался тебя предостеречь — или, скорее, запугать.

— Не позволяй этой гадине испортить тебе настроение.

— Не позволю, конечно, — мягко согласилась она, после чего спросила: — И кто же такой Раф?