class="p1">— Я не нервничаю. И я тебе не Верочка, Руденко.

— Понял. То есть есть. — Руденко помолчал. Житомирское лицо в черно-желтой полутьме боролось с этой непонятной игрой в жизнь.

— Небула. — наконец, выговорил Руденко. Выдохнул и повторил. — Небула.

Верочка милостиво кивнула головой.

— Давай, Руденко. — Верочка закрыла дверь.

— Едем. — скомандовала она и Генка Ешкин подчинился.

— Гамора, Небула, а Руденко кто? — спросил Чума. — Погоди, дай…Я есть Груд?

— Руденко это Руденко. — ответила Верочка Небула.

— Отчаянно респектую.

— Шуткуешь?

— Преклоняюсь. — по крайней мере голос у Чумы был серьёзным. — Не пыжит и воздух не гоняет.

— А ты гоняешь?

— Мы с тобой одной крови, сестра. — Чума приложил руку к сердцу.

— Не-бу-ла. — повторил по слогам Чума. — Позывной прям в яблочко, Верочка. Налетай!

Чума обмял пакет и предложил Верочке присоединяться. — Не дошики, конечно, дворянская еда. Цибулькин, Помидоряны, но под сало все пролезет.

— Куда мне? — Верочка рассмеялась и похлопала себя по животу. Чума смех подхватил. Добавил искренне.

— Прикольная ты, малая. Жаль не обождала. Мы бы с тобой у-у-ух чего наделали. Будьмо!

Чума бросил в рот очередной хлебный кругляш с салом. Свет в салоне Генка не выключил и глаза у Верочки блестели. Отражали желтый и гравийный свет. В себя его не пускали. После второго блокпоста Шарон не выдержал, повернулся и спросил.

— Серьезно? Вернешься?

— Почему не веришь? — спросила Верочка.

— Не верю? Пожалуй. — согласился Шарон. — Ребенок вообще все меняет. Наверное.

— Не для меня. Пока всех… — Верочка сжатым кулачком ударила по раскрытой ладони. Генка поморщился. Мерзкий и хлестаковский звук.

— Всех то зачем? Не по-военному. — Шарон все еще надеялся.

— Надо. — Верочка коснулась горячей головой влажного и холодного стекла. — Вот зачем.

Немного помолчала и добавила с вызовом.

— Странные вопросы.

Шарон пожал плечами.

— Звычайные. Дорожные.

— Ладно. Небула, с тобой понятно. А Гамора? Подружка твоя? — Чума перехватил опасный разговор.

— Подружка? Гамора это БМ 21 «Град», рижуля.

— Огневая девка. Как ты. — с уважением произнес Чума.

— Все донецкие про то знают. — подтвердила Верочка. — Кто остался…Пока.

Впереди и справа появилась угловатая буква Д. Она тихо выплыла из летней ночи и остановилась на обочине. На длинном горизонтальном основании проступило худое и длинное желто-голубое слово: «Першатравень».

— У школы остановите. Я покажу. — сказала Верочка.

— Хорошо. — Шарон повернулся к Генке. — Абедайя, френд. Нау прямо, прямо. Афтэ кам бэк и свернем к Лысогорке.

— В ангары едете? — спросила Верочка.

— Военная тайна. — улыбнулся Чума.

И тогда Генка решился. Быстро и ловко выкрутил руль влево. Тойота взвизгнула. Поворот вышел не округлый и мягкий, а жесткий и острый. Генка ударил по тормозам и машина ударилась изо всех оставшихся сил о стену из черного воздуха, пробив в нем желтую и ровную дыру.

— Вота ю дуинг, мэн? — Шарон схватил Генку за плечо. — С ума сошел?

— Абсолютли! — отозвался Чума. — Я чуть Верочку не задавил. Как ты, мать?

— Нормально. Не лапай. Нормально говорю. — Верочка толкнул Чуму. — Он что у вас контуженный?

— Сдаст. — негромко и твердо сказал Генка. Он повернулся к Шарону и повторил. — Она нас сдаст.

Шарон помолчал. Быстро оценил обстановку. Согласился и хлопнул в ладоши.

— Ладно. Чего комедию ломать. Почему так решил?

— Дошики. — сказал Генка.

— Дошики? — не понял Шарон.

— Дошики. — подтвердил Ешкин. — На Украине нет доширака. У них мивина.

В зеркальце Гена поймал настороженный взгляд Верочки. Она укутала живот бушлатом и спросила зло.

— Тебе то чего здесь нужно, черныш?

— Я из Шахуньи. Вот чего. — ответил Генка.

— Ну и ехал бы в свою Африку.

— Уже. — откликнулся Генка, а у Шарона спросил.

— Что делать будем?

— Что-то будем. — растерянно отозвался Шарон.

— Ты куда это? — Чума едва успел подхватить Верочку, наполовину вывалившуюся из машины. Чума затащил ее в салон и, не жалея, хлопнул дверью.

— Ты что это, мать? Нормально ведь общались.

— Отвали! Слышишь? — Верочка задыхалась от ярости. А потом она выбросила из себя столько прямой и откровенной ненависти, описанной такими черноротыми словами, что больше Шарон не сомневался.

— Молодец. — похвалил он Генку и неожиданно очень быстро перегнулся через спинку кресла, схватил Верочку за бушлат и притянул к себе.

— Не бомби. — тихо, почти нежно прошептал Шарон. Подержал Верочку на весу. Покрутил из стороны в сторону и бросил назад и вниз. Покачал указательным пальцем и повторил для закрепления.

— Не бомби…

Шарон поправил зеркальце. Прокашлялся, выигрывая секунды для того, чтобы размыслить ситуацию.

— Слушай, мать. — Шарон не поворачивался. Говорил как будто сам собой. Раздумывал.

— Слушай, мать. Я примерно представляю, что за мусор у тебя в башке. Поэтому без иллюзий. Ты вроде как человек военный и должна понимать. Была бы одна. Вопросов нет. Демилитаризация безоговорочная. Но вас двое. И второй гражданский. Нонкомбатант.

— Чухня. — отозвалась Верочка. — И ты таки самы.

— Это как тебе вздумается. — не стал спорить Шарон. — Сейчас мы тебя упакуем. Стяжки. Кляп. Полежишь здесь. Отсюда и до первого побратима. Лады?

— Пошел ты…

— Вот и договорились. — подытожил Шарон.

— Хотя. — задумался Шарон и прикусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Не рассмеялся.

— Хотя нет. — решил окончательно Шарон. — Человек ты младой, незнакомый и фамилия может быть твоя Космодемьянская. Гена, тормози на минутку. А ты Чума делай.

— Угм… — Чума прожевал свой крайний бутерброд, завязал аккуратно пакет. Генка мягко выжал тормоз, а у Верочки в руке появился неожиданный нож. Та самая «легендарная». Верочка подхватила финку с колен у разини Чумы. С резким бабьим всхлипом она всадила нож Чуме в левое плечо и сразу после этого опрокинулась наружу в спасительную еще тьму. Ни Шарон, ни Генка не успели. Чума выдрал из набедренной кобуры пистолет, выстрелил и только потом позволил себе удивленный тихий стон.

— Ты как, Чума? — спросил Ешкин.

— Как-то не очень. — Чума оставался дерзким, а голос мелел и белел.

— Я гляну? — спросил Генка.

— Давай. — откликнулся Шарон.

Верочка и десяти шагов не успела сделать. Лежала на боку, высоко подняв колени. Генка включил фонарь на шлеме. Глаза открыты и неподвижны. Мелко дрожали губы и лицо зарастало полупрозрачной, но неумолимой тенью.

— Что здесь? — Шарон встал за спиной.

— Все по делу. — сказал Генка. — Доходит боец.

— Посвети-ка. — Шарон присел и быстро осмотрел крохотное тельце, пока оно не растворилось и не исчезло в холодном воздухе и на холодной земле.

— Что теперь? — спросил Генка, когда Шарон поднялся.

— А что теперь? — на широком лице Шарона никаких теней не было, и в зеленых и трудных глазах никакого сомнения.

— Теперь куп де грасс. А могла с мамкой вишневые вареники хрумкать. Но солдат что надо. И умрет как солдат. Она это заслужила.

— А гражданский? — спросил Генка.

— Гражданский?

— У нее 8 или 9 месяц.