выбрали позднее время для встречи, – на губах девушки мелькнула улыбка.

– Тебе тоже не спится.

– Да, ты прав. Душно, – паненка дёрнула шнуровку на высоком воротнике, чуть открывая верхнюю часть груди. Кароль Станислав издал неопределённый звук, который с натяжкой можно было расценить как выражение согласия.

– Душно, – словно извиняясь, повторила Барбара.

– Да, парит. Наверно, к дождю.

Девушка бросила мимолётный взгляд на собеседника и шумно вздохнула.

– Кароль, ты… счастлив?

Несвижский ординат потупил взор.

– Я самостоятельно решаю свою судьбу.

– Ты сам этому веришь?

Юный князь дёрнул плечом и с явным раздражением посмотрел на собеседницу. В этот момент белая ночная бабочка, залетевшая в библиотеку, запорхала над огоньком свечи.

– Лети, глупая, сгоришь, – Барбара ленивым движением руки попыталась отогнать насекомое от пламени.

С минуту собеседники молчали. Наконец, девушка нерешительно протянула руку и коснулась ладони князя.

– Я вспомнила, как ты в последний раз приезжал в Заславль. Кароль, я давно хотела тебе сказать…

– Не надо, Барбара, – ординат Несвижа убрал руку, – что умерло, то должно быть похоронено. Прости, но я тоже должен идти.

Девушка опустила глаза.

Вновь открылась дверь, и в проёме появилась Гедвига Эльжбета. Баварка что-то залопотала на немецком языке, в быстрой тарабарщине несколько раз прозвучало «Jakob» – Барбара недовольно поморщилась и махнула рукой на дверь, давая понять, что королевич ушёл. Баварка удалилась, однако её голос ещё с минуту звучал в коридоре. Наконец всё снова стихло.

– Однако действительно поздно, пора спать, – князь встал из-за стола.

– Подожди, не торопись, – девушка удержала его за руку. – ещё одну минуту. Смотри, какая ночь… и тишина…

Ночное безмолвие разрезал женский крик

Глава III. Золочёная сталь, обагрённая кровью

В неровном пламени факелов тускло сияли покрытые пылью доспехи работы знаменитого нюренбергского оружейника Валентина Себербюнгера времён Инфлянтской войны – подарок короля польского Сигизмунда Августа виленскому воеводе Миколаю Кристофу Радзивиллу Сиротке. Серебром высверкивала гравировка на турнирном доспехе гетмана Юрия Радзивилла Геркулеса работы мастера Кольмана Гельшмидта. Покрытый патиной, темнел нагрудник работы Кунца Лохнера, некогда принадлежавший канцлеру Миколаю Радзивиллу Чёрному. Маленькими золотыми искрами мерцала гравировка на кирасе виленского кастеляна Альбрехта Владислава Радзивилла, матово поблёскивал панцирь полоцкого воеводы Александра Людвига Радзивилла, хранивший на себе следы сабельных ударов Потопа и Хмельнитчины. Покрытые густым слоем пыли, внавалку лежали барабаны с лопнувшей кожей, латные рукавицы, старые сёдла, спутавшиеся детали конской упряжи, побитые молью камзолы, стоптанные ботфорты, ржавые кирасы, наплечники, сабатоны, салады, шишаки, щиты. Возле окна на деревянных лафетах стояли небольшие пушки, рядом висело жёлтое полотнище хоругви с чёрными трабами. Забытые и ненужные, на стене висели пищали, алебарды, фитильные самопалы, бердыши, мушкеты, сабли…

Среди этих свидетелей войн, которые вела Речь Посполита за последние два столетия, на ступеньках, ведущих к площадке третьего уровня, лежало неподвижное женское тело. Около головы блестела тёмно-красная густая лужа крови. Чуть поодаль валялось орудие убийства – стальной позолоченный гетманский пернач, объект вожделений любого честолюбца Республики Обеих Народов.

Княгиня Радзивилл стояла около окна, закрыв лицо руками. По залу метались слуги. Януш с двумя жолнерами тщетно пытался оттеснить людей к двери.

Кастелян обошёл тело, словно пытаясь что-то обнаружить, затем осторожно перевернул убитую, осторожно откинув рассыпанные волосы, и окружающие увидели спокойное мертвенно-бледное лицо горничной Натальи. Раздался женский вздох-вскрик, кто-то быстро крестился. Катажина бросила быстрый взгляд на покойницу и закрыла лицо рукой. Славута поднялся с колен и быстро пробежал взглядом по лицам присутствующих.

Несомненно, тот, кто совершил убийство, находится здесь, в этой зале.

Наконец кастелян повернулся к племяннику и короткими чеканными фразами отдал распоряжения:

– Вывести всех. Ворота на запор. Без моего разрешения не открывать. Поставить стражу к верхним покоям. Послать за лекарем. Исполнять.

Зала быстро опустела. Дождавшись, когда в зале осталась одна княгиня, кастелян подошёл к ней и тихо произнёс.

– Надо послать гонца в Новогрудок за судовым старостой и земским писарем. И необходимо предупредить войта.

Княгиня с минуту молчала, словно пытаясь вникнуть в смысл произнесённого.

– Началось, – она сделала глубокий вдох.

– О чём вы?

Катажина молча замотала головой.

Лишь самые близкие люди знали тайную слабость старой княгини – она не любила и боялась не только говорить, но и думать о смерти.

Сорок лет назад, в разгар Хмельнитчины, от казацких и татарских сабель погиб её старший брат Марек. Затем ушёл в землю первый муж – князь Заславский, ординат Острожский. Катажина пережила и второго мужа, князя Радзивилла, ордината Несвижского и Олыкского. Единственным человеком, который помнил княгиню с молодых лет, был её родной брат, король Польский, великий князь Литовский Ян III Собесский – но тот был далеко. Одинокая, окружённая воспоминаниями о тех, кто когда-то был дорог ей, но уже ушёл в небытие, княгиня жила среди людей, принадлежащих к иному поколению и чуждых ей по духу. И с каждым уходящим днём княгиня ловила себя на мысли, что её время ушло,

Дверь за спиной тихо скрипнула.

– Желаю здравствовать, ясновельможная пани княгиня, желаю здравствовать, вельможный пан кастелян, – личный лекарь Катажины Абрам Гольц кланялся, держа руки у груди. – Пани позволит?

Катажина кивнула и направилась к выходу.

Лекарь повернул тело лицом вниз и начал осмотр.

У самой двери княгиня Радзивилл остановилась.

– Действуйте, пан Славута, – низким грудным голосом выдавила она. – Я буду у себя.

Княгиня вышла.

Славута некоторое время смотрел, как лекарь, склонившись над телом, осматривает убитую. Чтобы чем-то занять себя, кастелян взял в руки орудие убийства – шестигранный гетманский пернач. Тяжёлая рукоять венчалась навершением из шести оперений причудливой грушевидной формы, украшенных тонкой гравировкой, два из которых были испачканы кровью, а ещё одно сильно погнулось. И рукоять, и навершение были покрыты тонким слоем позолоты, которая в нескольких местах стёрлась и облезла.

– Пан готов слушать?

Славута отложил булаву в сторону и утвердительно кивнул.

– Всего было три удара. Первый пришёлся в нижнюю часть затылка. Два других попали в темень.

– Что ещё?

– Первый удар стал смертельным. Два других нанесены уже по мёртвому телу. Либо убийца обладает недюжинной силой, либо так ненавидел покойную пани, что вложил в удар всю злобу, на которую был способен.

– Это всё?

– Никаких других ран. Нет ни порезов, ни ссадин. Убийца просто подошёл и ударил.

Славута взял свечу и нагнулся к убитой. Лекарь, приподняв голову покойницы, показал ему три зияющих, залитых кровью раны.

– Ни порезов, ни ссадин… просто подошёл и ударил… – задумчиво произнёс кастелян. – Всё правильно, она и не