Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да уж, бойцы, я думаю, должны быть нам благодарны. Хоть я и позволил отбомбиться всем самолётам, но, может, они не всё за один заход сбросили? Уж теперь-то нас точно покормят завтраком!
— Танки, — это Вяткин выдохнул прямо у моего уха. Да, вон они танки, идут в атаку. Развернулись цепью. Десять штук. За ними пехота бежит. Мне почему-то кажется, что перспектива горячего завтрака накрылась. А скоро и батальон накроется. Страх уже прошёл, и я без суеты надеваю на плечи установку и последнюю ракету, и иду к капитану. Бойцы, Вяткин и Салакудинов, за мной идут.
— Это вы сбили самолёты?
У него что, есть сомнения?
— Так точно, я.
— Что дальше делать собираетесь?
— Сбить третий самолёт. Ещё одна ракета осталась. Но сейчас нам надо уходить. Техника совершенно секретная, враги не должны её получить.
Похоже, что Климов колеблется. Бежать с поля боя ему не хочется. Но что такое секретность и государственные интересы он, конечно, хорошо понимает.
— Ладно, уходим. Пять минут на сборы, и выступаем. Секретное оружие кто понесёт?
— Да теперь я справлюсь. Но и вы меня не бросайте, мало ли что.
И мы снова идём на восток всё по той же дороге. Как бы нас танки не нагнали, или даже просто разведка на мотоциклах. Теперь Климов идёт рядом со мной. И вскоре начинает задавать вопросы.
— Интересное оружие. Это что же — простой пехотинец запросто сбивает самолёт? Или даже два, как вы. И много у нас такого оружия?
— Нету больше. На самом деле эти ракеты очень сложные. Три года большая группа работала. Всю теорию за первые полтора года сделали, а потом сами ракеты изготовляли. Знали бы вы, сколько сил в них вложено. Но нет решения налаживать выпуск, а теперь ещё и война.
— Так наоборот, надо их побольше сделать. Так все их самолёты и посбиваем.
— Не всё так просто. Каждая ракета — дороже самолёта. И много их не сделаешь, некоторые детали из-за границы получили. Проще просто истребители делать сотнями. Лучше тысячами.
— Так ведь были у нас самолёты. И где они все? Немцы всё время летают, а наши…
— Часть на аэродромах уничтожили в первые часы, другие улететь не успели. Ещё сколько-то сбили. У нас ведь основной истребитель И-16. Современным мессершмитам он уступает. Ну и есть у них опытные лётчики. Против французов воевали, потом против англичан. Не так много, несколько сотен всего. Но каждый из них опасен, может несколько наших сбить.
— У нас нет хороших самолётов? А новейший МИГ-3?
— Это высотный перехватчик. Да, на пяти километрах он лучший в мире. А внизу… Пожалуй, даже ишак лучше. МИГ не для того предназначен. Вот Як-1, это да, примерно равен мессершмиту.
— Но у нас же хорошая авиация! Все эти рекорды… Бомбардировщик ТБ-3…
— А вы знаете, какая у него скорость? И какое вооружение?
— Нет. А вы?
— И я точных цифр не знаю. Но что он очень медленный и слабо вооружён — это точно. Мишень для тренировки молодых немецких лётчиков. А экипаж там — семь человек. Гибнут, не нанеся врагу никакого ущерба.
— За такие слова в военное время… Хорошо ещё, что вы штатский.
— Гм… Я думал, вам можно сказать правду.
И тут меня выручает Рим Салакудинов:
— Мы будем делать самолёты, а немцы их сбивать. Надо что-то придумать.
— Нет другого пути. Ты как побеждать собрался? Да, будут потери. Большие потери. Но нужно делать самолёты, танки, пушки, снаряды. Не победить нам малой кровью. А вот собрав все силы — победим.
Некоторое время все молчат. Но, видимо, капитан Климов твёрдо решил поговорить со мной.
— А что вы скажете о танках?
— Да что… Наши танки неплохие, не хуже немецких. Пожалуй, даже получше. Да только… Знаете, сколько танковых полков в немецкой танковой дивизии?
— Три?
— Один. Зато два полка панцергренадеров, то есть пехоты, обученной воевать вместе с танками. Два полка! И у них есть грузовики, чтобы от танков не отстать. Ещё артиллерийский полк, в котором и тяжёлый дивизион есть, плюс ещё сверху противотанковый дивизион. Ещё зенитный дивизион, тоже мощная штука. Разведбатальон — может, видели, на мотоциклах? Целый батальон разведчиков! Сапёрный батальон, рота связи, транспортная рота, ремонтные мастерские.
— И что?
— То, что немцы носятся со своими танками как с писаной торбой. Наилучшие условия им обеспечивают. Ещё и авиацию они могут вызвать в любой момент. А у нас… Сейчас танки голые, без пехоты. Со снабжением неразбериха. Любая поломка — и бросай танк на дороге. Потом пехоту мобилизуют, так танков уже не останется.
— Вам бы лучше всё-таки попридержать язык. Мои люди надёжны, но если вы станете вести такую агитацию…
— Вам не угодишь. Говорю, что наши танки не хуже и у нас их больше — вам не нравится. А вы что хотите, чтобы я сказал, что у нас техника лучше, а гонят нас из-за ошибок… А, не буду даже говорить.
— Вот и молчите. Если бы не два самолёта, которые вы сбили на моих глазах…
И мы идём молча. А потом нам и вовсе не до разговоров становится. Этот участок немцы бомбили, и трупы остались лежать, никто их не похоронил. Примерно четверть — в форме, военнослужащие. Остальные гражданские, и немало детей. Мне особенно запомнилась одна девочка, красивая. Лет семи, блондинка, волосы длинные, в наше время таких не бывает. Голубые глаза открыты, на пыльном лице дорожки от слёз. Осколок попал в живот, и она успела поплакать перед смертью.
Я понимаю, что погибнут десятки миллионов, а здесь, наверно, нет и сотни трупов. И всё равно мне сильно не по себе. А мужики — те просто озверели. Не удивлюсь, если они решат засаду устроить.
Первым гул услышал чуткий Салакудинов. А вскоре и девятка самолётов показалась с востока.
— Ты можешь сбить хоть одного?
— Наверно, да. Только они уже отбомбились, пустые летят. Лучше бы с бомбами сбить.
— Терпежу нет. Ты видел, что они сделали? Сколько баб молодых…
— Хорошо, теперь не отвлекайте, надо быстро.
И я начинаю заряжать. Интересно, что Климов обратил внимание на баб, а я на детей. Вероятно, возраст. На этот раз я, кажется, быстро заряжаю, явно
