Теперь это бревно надо распилить на чурбаки. Я спрашиваю напильник, и он, оказывается, есть. Не то, чтобы я большой мастер, но как мог наточил пилу. Пилить всё равно не легко, но хотя бы дело идёт быстрее раза в два. Пять раз пришлось перепиливать, но на козлах это удобнее, чем на земле. Потом я ещё и разрубил чурки на поленья.

Оказалось, вся эта работа в значительной степени для меня и делалась — хозяйка баню затопила. Мне пришлось шесть ведер воды принести. Колодец, правда, недалеко, немногим больше ста метров до него. Париться со мной пошёл мальчик, как его зовут я не расслышал. Точнее, он не парился, а только помылся тёплой водой, и вскоре ушёл. Зато я попарился с кайфом. Хозяйка дала мне явно ношенные кальсоны, да ещё и короткие, а мою одежду с собой взяла. Теперь они с девочкой парятся, наверно, заодно и стирают.

Второй раз меня покормили только вечером. Снова всё тот же набор. Этак я быстро похудею… Моя одежда сушится на заборе, а меня хозяйка ведёт в сарай. Ага, здесь я буду спать. Сено, на него что-то типа половика постелено, и некое подобие одеяла из многих разных тканей. Под голову — старое пальто. А в доме есть подушки, я видел. В общем, меня в сарае поселили, как козла какого. Или, скажем, барана. Но это лучше, чем ночёвка под одной шинелью на троих. А если учесть баню — то намного лучше.

Укрывшись одеялом, я снова пытаюсь размышлять. Очень ярко вспоминается, как я воевал полтора дня. В основном, конечно, шёл. Ещё каша вспоминается, сытная была, и много. А вот планы на будущее совершенно в голову не лезут. Но постепенно до меня начинает доходить, что я попал. В книгах попаданцы как-то хорошо обычно устраивались, но здесь, на оккупированной территории, куда я устроюсь? Здесь и мест-то хороших нет.

Неожиданно появляется хозяйка. Одета она в ночнушку, и сразу лезет ко мне под одеяло. Пытаюсь ей объяснить, что мне уже под шестьдесят, и любовник из меня так себе. Но переубедить её не удалось. Возражений я не услышал, а вот действует она однозначно и деловито. Ну, не отбиваться же. Пытаюсь хотя бы нежностью компенсировать далеко не молодую потенцию. Ещё и никакого предохранения я не заметил.

Как ни странно, женщина, кажется, не разочарована. И быстро засыпает, уткнувшись мне в бок лицом. А я снова пытаюсь думать о будущем, и снова безуспешно. И тоже засыпаю.

Прошло три дня. С каждым днём мне становилось лучше, слух восстанавливается, голова начинает работать, и сегодня я принял решение: я не хочу здесь жить. Кажется, неплохой вариант: жена моложе на четверть века, дети симпатичные, дом, экология. Но вот не моё. Я не белоручка, что-то руками делать могу, но до настоящего деревенского мужика не дотягиваю. Не выносливый, не работящий, да просто не знаю, что нужно делать. Я нахлебник у женщины, которая и без того двух детей растит. Люда, правда, меня не прогоняет. Её муж ещё в финскую погиб и она, наверно, считает, что даже такой мужик, это лучше, чем никакого. А может, надеется, что я возьмусь за ум и стану семью кормить. Но вот не по мне эта деревенская жизнь. И трудно уже мне меняться.

Начал я с того, что мосинку принёс. Буду, мол, охотиться. Даже одна утка — уже неплохо, сварим суп. Люда сперва волновалась, но услышав об утке успокоилась.

На следующий день я отправился за грибами, с корзинкой. Грибов не нашёл, но нашёл хорошее место для лёжки. До дороги метров двести, и лежит берёза поваленная. Не слишком надёжная защита от пуль, но хороший упор для винтовки. А стрелять я собираюсь лёжа и с упора. Ну и не видно меня за бревном. Ещё что хорошо, лес там идёт под уклон. Отбежал на двадцать метров, и не видно. Возможные пути бегства я тоже осмотрел, и выбрал вариант с уходом влево. Ещё метров тридцать по ручью пробегу, и выйду не на тропинку, а просто на берег.

Догонят ли меня немцы? Не знаю. Пятьдесят на пятьдесят. Они моложе, уверены в себе. Двести метров форы для них не проблема. Если поймут, куда я побежал, или услышат, то догонят легко. Но путей в лесу много, а видимость метров тридцать. Ещё и что за немцы попадутся и повезёт ли им. А вот манера бросать оружие для них непривычна. Солдат оружие не бросает, за это накажут. Найдут пожилого мужика в гражданском и без оружия. Догадаются, что я стрелял? Смотря где поймают.

А движение по дороге идёт вовсю. Конечно — за танковой группой Гудериана следует целая армия общевойсковая. А немецкая армия — это много, очень много. Их всего-то на восточном фронте шесть. И ещё четыре танковые группы.

Я понимаю, что винтовку надо пристрелять. Поэтому на следующий день отправляюсь как бы на охоту. Но и корзинку для грибов взял. И именно в этот день, последний день июня, я действительно нашёл грибы! Целых семь подберёзовиков.

Мишени у меня нет, стреляю просто в большое дерево. И дистанция меньше ста метров. Мне кажется, что «светка» бьёт точно туда, куда я целюсь. Видимо, предыдущего хозяина надо за это благодарить. Делаю ещё и два выстрела из мосинки. Это для легенды. Ну да, стрелял я, по зайцу. Поэтому и синяк на плече, и запах пороха.

Корзину с грибами я оставил в лесу, на половине пути от лёжки к деревне. Только прикрыл грибы лопухами.

И вот, первого июля с утра отправляюсь на дело. Боялся ли я? Тело, похоже, здорово боялось. Пришлось даже кишечник опорожнить, во второй раз всего в этом времени. Питание такое, что организм старается его по максимуму использовать. А вот разумом я понимаю, что разменять никчемного старика на полноценного немецкого солдата — это очень выгодно. Есть ещё душа. С ней сложнее. Умирать не хочется, но как подумаю, что буду доживать в этой избе, стану тут совсем старым, так сразу решимости добавляется. Нет, чем такая жизнь — лучше погибнуть героем. И потом — я же не буду стоять насмерть, а сбегу.

Но идти к лёжке не хочется. Я ещё брожу по лесу, и снова нашёл грибы, причём белые! Три штуки в одном месте. Хороший повод сходить к корзине. Теперь в корзине десять грибов. Но мне вдруг становится