Как Лавлорн перестал быть просто выдумкой и превратился в реальность.

Медленно, осторожно, как будто, если действовать слишком быстро, я каким-то образом выпущу эту историю со страниц книги на волю, я начинаю листать ее, замечая, что у некоторых страниц загнуты углы, что некоторые пассажи обведены розовыми и фиолетовыми угловатыми линиями. Бумага покоробилась от сырости и от того, что книга стара. Я успеваю отметить про себя знакомые куски текста и слова – Река Справедливости, Гном Грегор, Красная Война – и разрываюсь между желанием плюхнуться на ковер и начать снова читать эту книгу от корки до корки, как мы, должно быть, сделали раз восемьдесят, и желанием выбежать из дома и швырнуть ее в контейнер для мусора или же просто поджечь и посмотреть, как она будет гореть. Поразительно, что даже после стольких лет я помню некоторые отрывки почти наизусть – так, я до сих помню, что происходит после того как Эшли падает в каньон и попадает в плен к завистливым Ничтожествам и что случается после того, как Эйва своим пением заставляет Фантома поддаться искушению. Я помню, как мы часами спорили о последней строчке книги и о том, что она все-таки может значить, ища в Интернете других фанатов Лавлорна, строя различные теории о том, почему Джорджия Уэллс не закончила свою книгу и почему ее все равно опубликовали.

Между обложкой и последней страницей засунута узкая полоска бумаги. Когда я разворачиваю ее, оказывается, что это обертка от жевательной резинки «Стиморол» со вкусом персика и манго – любимой жвачки Саммер, – которая выпадает из моей руки и медленно опускается на пол. На секунду я даже ощущаю запах Саммер – смесь аромата жвачки и яблочного шампуня, который ее патронатная мать покупала огромными бутылями в магазине, где все товары продавались по цене в девяносто девять центов. В упаковке этот шампунь пах ужасно, но на волосах Саммер почему-то приобретал вполне пристойный аромат.

Мое сердце лихорадочно бьется. Быть может, я рассчитываю найти в этой книге какую-нибудь старую записку, написанную Саммер и адресованную одной из нас; быть может, надеюсь, что она захочет связаться с нами из могилы, чтобы напугать. И я не знаю, что чувствовать: разочарование или облегчение – когда оказывается, что листок, который я обнаруживаю в книге, – это всего лишь состоящая из трех вопросов внеплановая контрольная работа по предмету «навыки безопасной жизнедеятельности», должно быть, написанная Саммер, когда мы учились в шестом классе. Листок испещрен красными учительскими пометками, указывающими на ошибки в ответах, орфографии и еще каких-то вещах. Внизу страницы учительница даже вызывает Саммер к себе: «Пожалуйста, зайди ко мне после урока. – Мисс Грей».

Мисс Грей. Я уже сто лет о ней не вспоминала. Она была одной из по-настоящему серьезно настроенных училок и, похоже, считала, что изучение ее предмета должно в самом деле улучшить качество жизни всех учеников. Как будто умение надеть презерватив на банан или найти на анатомической таблице нёбный язычок могли помочь нам успешно отучиться в средней школе.

Я уже собираюсь положить проваленную контрольную обратно в книгу, а книгу окончательно выбросить, когда у меня вдруг возникает смутное ощущение, что здесь что-то не так – что-то вроде камешка, вдруг попавшего в туфлю или комариного укуса на коленке, нечто такое, на что никак нельзя не обратить внимания. Здесь точно есть какая-то нестыковка.

Я хватаю книгу и контрольную Саммер и возвращаюсь в прихожую, где освещение лучше. Температура упала по меньшей мере градусов на пятнадцать[4], и когда мои ноги ступают на линолеум, от холода пробирает дрожь. Дождь все еще барабанит по окнам, словно пытаясь пробраться внутрь.

Саммер никогда не была хорошей ученицей – написание «Возвращения в Лавлорн» было ей куда интереснее, чем выполнение домашних заданий, и патронатный отец мистер Болл вечно грозился начать запирать ее после школы в комнате, пока она не улучшит свои оценки. Ей было просто не до школы. Она до последнего верила, что ее ждет нечто большее, чем окончание старшей школы, нечто большее, чем колледж, и намного, намного большее, чем какой-то Твин-Лейкс.

Но она была писательницей. Настоящим талантом. Это она настояла на том, чтобы мы собирались вместе по меньшей мере два раза в неделю, чтобы работать над «Возвращением в Лавлорн», фанфиком, который мы сочиняли вместе, продолжением книги «Путь в Лавлорн», которое разрешит все вопросы, возникающие из-за ее ужасной, непонятной, незавершенной концовки. Она садилась по-турецки на кровать Бринн и, сидя так, говорила нам, как надо изменить ту или иную сцену и какие добавить детали. Потом она, бывало, пропадала на неделю и возвращалась с шестьюдесятью или около того страницами текста, в котором героинями оказывались мы, а не Эшли, Эйва и Одри. И всякий раз эти главы были великолепны, подробны, удивительны и написаны так блестяще, что мы просили ее попробовать их опубликовать.

Однако ответы Саммер на вопросы контрольной никуда не годятся. Она глупо меняет местами самые простые слова, делает дурацкие орфографические ошибки, пишет половину букв задом наперед, использует слова, которые звучат похоже на те, которые надо было бы использовать, но имеют совершенно другой смысл.

И меня обдает жаром догадка – внезапно доходит, что Саммер никак не могла написать те безупречные страницы «Возвращения в Лавлорн», которые она приносила после своих отлучек.

Значит, в этом участвовал кто-то еще.

БРИНН

Наши дни

Вечер среды в «Перекрестке» – это вечер просмотра фильмов, и после ужина все девушки собираются в комнате отдыха, причем половина их уже облачена в пижамы. Здешнее собрание фильмов на DVD убого донельзя и делится всего на две категории: так называемые «драмы об исцелении», то есть плохие телефильмы о закоренелых наркоманах или алкоголиках, оказывающихся на самом дне жизни, после чего к ним приходит прозрение и они уезжают в Коста-Рику, чтобы найти там любовь и посвятить себя благотворительной деятельности, или немногочисленные нормальные кинофильмы, соответствующие требованиям «Перекрестка» об отсутствии бранных слов, изображения секса, насилия, алкоголя и наркотиков, иными словами, почти всего того, из-за чего фильм хотелось бы посмотреть, если тебе больше шести лет. Старый фильм с участием Тома Хэнкса «Большой» прошел отбор, и «Холодное сердце» – тоже, вроде бы потому, что в этом мультике отдается дань идее принятия самого себя. Но я почти уверена, что «Холодное сердце» находится в нашем собрании фильмов только потому, что одной из местных психотерапевтов, Триш, нравится звучащая в нем музыка.