Последние слова Франсуаза Геран произносит с иронией. Людовик Мистраль прощается с директором, а затем заносит в предоставленный ему кабинет свои вещи и совершает обход отдела. Он коротко и формально беседует с Дюмоном и более радушно — с Мартиньяком, после чего направляется к Кальдрону. Мистраль и Кальдрон знакомы. Оба уроженцы Прованса, являются близкими земляками, имеют даже общих знакомых. Однако это не мешает им вести себя как полагается начальнику и подчиненному: сорокашестилетний Кальдрон, будучи на десять лет старше Мистраля, строго соблюдает субординацию. Кальдрон двадцать лет прослужил в отряде криминалистов и уже работал с Мистралем, когда тот возглавлял одно из подразделений отряда по борьбе с бандитизмом, оказывавшее им подмогу в особо трудных случаях. Они двое сразу же по достоинству оценили друг друга. И потому, как только Мистраль вошел в кабинет Кальдрона, последовали долгие рукопожатия и улыбки.

— Я счастлив, что моим патроном будете вы, — просто сказал Кальдрон.

— Очень рад видеть вас здесь. Мы с вами хорошо поработаем. Геран сказала мне, что у вас сейчас идет какое-то расследование?

Кальдрон приготовил две чашки кофе и протянул одну из них Мистралю.

— Сахар?

Мистраль отрицательно покачал головой.

— Семейную пару владельцев кафе в одиннадцатом округе нашли мертвыми: их застрелили в собственном заведении из помпового ружья вскоре после закрытия. Осмотр места преступления и тел ничего не дал, никаких проб на ДНК или отпечатков взять не удалось. Туда, по обыкновению, явились ребята из окружного отделения и, вместо того чтобы охранять место преступления, все захватали руками — в общем, после них делать там было нечего. Хотел бы я знать, чему их только учат в этих школах! Им же все долбят о том, что следует осторожно обращаться со следами и отпечатками, но это не помогает. Хоть бы они детективы по телевизору смотрели — по крайней мере знали бы тогда, что нельзя ничего трогать. Особенно когда имеется пара трупов, не нуждающихся в чьем-либо участии. Так что, ввиду отсутствия материала для анализа, мы изучаем другие зацепки. В общем, подводить итоги пока несколько преждевременно.

— Ладно, двинусь дальше — надо заглянуть еще в несколько подразделений. Спасибо за кофе.

Арно Лекюийе сходит с поезда на Лионском вокзале. Все эти бегущие люди, эта совершенно обескураживающая суета и плотная толпа, стремящаяся к выходу, оттесняют его к краю перрона. Он уже более двенадцати лет не видел такого скопления народу, и теперь просто сбит с толку. Человеческий поток подхватывает его и выносит на станцию метро. При первой же возможности он прижимается к стене, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Прийти в себя, не привлекать к себе внимания. Он подходит к кассе, покупает билеты и спрашивает дорогу, так как с трудом ориентируется в когда-то знакомых местах.

Площадь Италии. Теперь ему уже ясно, куда двигаться дальше. Он интуитивно находит дорогу к дому родителей. Квартал Бют-о-Кай, тринадцатый округ Парижа. Он спускается по бульвару Бланки, сворачивает на улицу Мулен-де-Прэ, а потом сразу на улицу Жерар, выводящую как раз на искомую улицу Самсон. Он замечает, что все машины стоят по правой стороне, а по краям тротуаров возвышаются чугунные столбики, практически исключающие возможность парковки.

Первый приступ тревоги. «А если меня узнают?» — думает он. Но потом успокаивается, непроизвольно пожимая плечами. «Собственно, и что это изменит? А в сущности, меня никто уже не сможет узнать».

На улице Самсон сердце его начинает биться сильнее, чем он ожидал. Прохожие, попавшиеся ему на пути, даже не взглянули на него, такого невзрачного, почти невидимого. Он машинально отмечает пару ресторанчиков, которых двенадцать лет назад здесь не было.

Наконец Арно Лекюийе добирается к себе. Это скромное старое здание за номером сорок шесть по улице Самсон однажды снесут. Второй этаж, дверь справа. Он вернулся. Отныне эта маленькая трехкомнатная квартирка его единственная собственность. С тех пор как умерли его родители, прошло два года, тетя сделала все необходимые отчисления с их сбережений. Ему об этом сообщил судебный исполнитель, что однако оставило его равнодушным.

С сильно бьющимся сердцем он достает из кармана куртки ключи. Его руки трясутся. Не в силах с ними совладать, он вставляет ключ в замок, чувствуя, как где-то в глубине души оживают сложные и противоречивые чувства, — он и не представлял, что снова сможет их испытать. Ему жарко. Он прижимается лбом к двери, стискивает в руке ключ. В ушах пульсирует кровь, он широко открывает рот: ему не хватает воздуха. А вдруг они там?! Он медленно поворачивает ключ в замке: один оборот, два — и дверь открывается. Перед ним — большая комната, совмещающая функции гостиной и столовой. Унылая обстановка: стол, четыре стула, какой-то бесформенный сундук, телевизор в углу и пара кресел перед ним. И на всем этом толстый слой пыли.

Он медленно закрывает дверь и тихо, как-то по-детски произносит:

— Папа, мама, это я, Арно.

После этого семеня обходит стол, широко расставив руки в стороны. Он изображает самолет, как делал это, приходя из школы, в возрасте восьми лет. Когда все было хорошо. Когда они были счастливы. До того как все пошатнулось. До того как все рухнуло. Лекюийе семенит вокруг стола с широко расставленными руками, и ему кажется, будто он видит перед собой того ребенка, каким был. Он убыстряет шаг, словно пытается догнать и схватить этого мальчика, уже не ощущая разницы между реальным и пригрезившимся. Какое-то время он и призрачный мальчик бегают наперегонки вокруг стола. Пот щиплет ему глаза, сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, бьется сильно-сильно, ему трудно дышать, он задыхается.

Лекюийе прекращает носиться вокруг стола: мальчик убежал, не дождавшись его. Он надевает солнечные очки, вытирает глаза рукавом куртки и садится на стул, уперевшись локтями о стол и обхватив голову. В таком положении он пребывает несколько минут, не отваживаясь открыть глаза. И постепенно приходит успокоение, дыхание возвращается в норму, становится ровным.

Возникает странное ощущение: вроде хочется плакать, но из этого ничего не получается. Он открывает глаза и смотрит на выцветший бежевый ковер на стене, на висящие рядом картинки: мама вырезала их из крышек коробок с шоколадными конфетами, купленными на Рождество, и вставляла в рамочку.

Лекюийе выходит в коридор. Три двери. Налево — его комната, направо — спальня родителей, напротив — туалет и ванная. После некоторых колебаний он входит в спальню родителей. Щелкает выключателем — ничего. Ну конечно же, электричество отключено. Но несмотря на полумрак он замечает, что ничего здесь не изменилось. Кровать, платяной шкаф, две тумбочки. Стены голые. На одной из тумбочек, с маминой стороны — свадебная фотография. Лекюийе спокойно вынимает фото из рамки и разрывает его на мелкие кусочки. Потом идет к тумбочке отца, достает оттуда пакет со свечками и большую коробку спичек. Он зажигает четыре свечки. Обстановка создается явно ритуальная, но он не отдает себе в этом отчета. Лекюийе садится на корточки перед открытой тумбочкой и вынимает из нее стопочку порножурнальчиков. Он не забыл, что его отец был большим любителем данного жанра. Похоже, до конца жизни не переставал их пролистывать. Впрочем, он приобщал к этому увлекательному занятию и сына. Маленький человек торопливо их просматривает и бросает на пол: они его больше не интересуют. Потом он поднимается и оглядывает комнату.