— Дионис бы так не поступил, — в сердцах бросил юрист.

— Потому и пил только. С лозы виноградной. А Волх, чтобы захватить Индийское царство врасплох, превращает свою дружину в муравьев. Этот образ поддается такому истолкованию: войска ариев, вторгшиеся в Индию, были бесчисленны, как муравьи. А преодолев неприступную каменную стену, которая может быть представлена как образ Гималайского хребта, муравьи снова превращаются в людей. Войско Волха Всеславича истребляет все население страны, оставив для себя только семь тысяч красных девиц.

— Это разумно, — согласилась девушка. — И даже в какой-то степени благородно.

— Но так же вели себя в исторической реальности и переселенцы арии, частично истребив, частично ассимилировав местное дравидское население Северного Индостана. Белая индусская раса в настоящее время насчитывает около ста миллионов человек из более чем полумиллиардного населения Индии. Откуда они там взялись? Белые индусы — это восточные иафетиты, то есть протославяне. Те самые загадочные арии. А Веды можно назвать арийской «Библией».

— Вы пейте, пейте, — посоветовал Вадим, подливая ему вина, втайне надеясь, что клиент опьянеет, «нажрется и засохнет». Но так ведь не бывает: если куст жимолости поливать, то он расцветает еще более пышным цветом. Вот и тут. Зловредный «куст», изрядно глотнув, воодушевился еще больше:

— Еще один былинный сюжет — о Михайле Потоке. Страна царя Вахрамея Вахрамеича, куда отправляется богатырь Михайло с дипломатическим поручением, находится у «корбы темныи, грязи черныи». Он едет вроде бы просто поиграть в шахматы — «тавлеи золотые». Но это является довольно прозрачным образом дипломатической игры, хотя в данном случае ставка здесь — голова главного героя. А где эта страна лежит?

— И где? — заинтересованно спросила брюнетка.

— Корба — это ложбина, поросшая дремучим лесом, а грязь — это болото. Так что царство Вахрамея расположено где-то между пересеченной лесистой местностью и болотом. Правда, есть еще одно указание, позволяющее привязать рассматриваемый сюжет к реальной истории. Миша по кличке Поток идет вслед за умершей женой Марьей Лебедью Белой в подземное царство, бьется там с гадкой змеей и воскрешает Марью. А «в благодарность» та пытается извести супруга. Каково?

— Вот ведь ведьма! Да что ж они все такие злодеи и злодейки? — расстроилась девушка и даже платочек достала. Но вытерла не глаза, а губы. Поскольку ела мороженное.

— Время было такое. Впрочем, как и сейчас. Но корни данного сюжета можно отнести к временам борьбы праславян со скифами и сарматами, где «брачный союз» славян со степью таит в себе опасность гибели — поглощения главного героя. Вот вам и ответ. Только геополитика, ничего личного.

— Вам бы книжки писать да кино снимать, — сказала невеста. — А я бы у вас в главной роли снялась. Лебедь Белую или эту… которая флотом разжилась.

— Договорились, — кивнул мужчина. — Но я книжек уже и так немало насочинял. Что же касается сармат, то они жили первоначально в Поволжье и Южном Приуралье, но потом переселились в степи Причерноморья, вытеснив оттуда родственных им скифов. Это позволило им не только подчинить окрестные скотоводческие племена, но и богатое Боспорское царство, основанное греческими колонистами за пятьсот лет до нашей эры на берегах Керченского пролива — Босфора Киммерийского. А после прихода сарматов Боспорское царство превращается в Греко-Сарматское государство.

— И таким образом… — начал Вадим, все еще надеясь перевести разговор в другое русло — юридическое, но попытка вновь сорвалась.

— И таким образом, Михайла Поток едет поиграть в «тавлеи золотые» к царю Вахрамею именно туда, в боспорский Пантикапей или в Танаис. Тогда «грязь черная» и «корбы темныя» получают свое истинное истолкование. Боспорское царство занимало территорию Керченского полуострова, Таманского полуострова, низовья реки Кубань, восточное Приазовье и устье реки Дон. Но в древности на месте современного Азовского моря существовало гигантское болото, названное греками Меотидскими топями. В настоящее время от него остался лишь Сиваш, Гнилое море. Во времена Боспорского царства участки открытой воды, пробитые течением Кубани и Дона, чередовались с заросшими камышом болотами. Это и есть «грязи черные», а под «корбами темными» подразумевались заросшие лесом лощины Керченского полуострова.

— А сучка эта что ж? — спросила невеста. Ей сказки гостя нравились. Она вообще таких людей впервые видела. А то все эти да эти. Мажоры, одним словом. Безъязыкие, но рукастые и карманистые.

— Сейчас доложу. Будущая жена Михайлы — Марья Лебедь Белая — тоже оборотень, и, обернувшись птицей, летает «по тихим заводям, а по тым зеленым по затресьям». Это соответствует описанию в древнегреческих «периплах» — лоциях для мореплавателей — западной оконечности Таманского полуострова. Тогда на его месте существовали отдельные острова — Киммерия, Фанагория, Синдика. Они были отделены от материка дельтой Гипаниса — современной Кубани, которая впадала в древности не только в Азовское, но и в Черное море… Надо бы нам еще винца заказать, как вы думаете? — добавил он без всякого перехода. — Хорошо идет.

— Идет — догоним, — подал официанткам знак рукой Вадим и утвердительно произнес: — Вы — историк.

— Вы еще даже не догадываетесь, кто я, — туманно отозвался мужчина.

Тут девушка напомнила:

— А как же смерть?

— Какая смерть?

— Да Святогора же.

— Ах, да. Это ведь тоже, если не поэма, так метафизический философический трактат в духе Гегеля или Спинозы. Хотя нет. Те слишком скучны, а тут опять же мегатрагический катарсис в жанре верлибра. Итак, прибыли они, Святогор с Ильей, конным ходом, на гору Елеонскую. Где их поджидала судьба. Рок.

И мужчина на память процитировал:

— «Стоит тута дубовый гроб; как богатыри с коней спустилиси они ко гробу этому да наклонилиси». Продолжение известно. Вот смотрите: француз всякий, немец ли, гей-голландец, мимо бы прошмыгнули, от греха подальше, а эти остановились и разглядывают. Что да почему, какой такой гроб, зачем тут? Есть во всем этом некий сакрально-мистический умысел. Загадка. Богатырям надо непременно руками гроб ощупать, заглянуть вглубь. Дальше — больше. Сначала Илья в гроб ложится — маловат. Или великоват, не важно, главное — не подходит по размеру. Затем сей деревянный макинтош примеряет на себя Святогор. Ага! В самый раз, сшит как по заказу, у лучших портных с Брайтон-Бич. Но и этого ему мало, он еще и крышку гроба на себя натягивает. Короче, затворяется напрочь. И все.

— Все? — с огорчением спросила невеста.

— Ну, почти все, — усмехнулся клиент, положив в рот темную виноградинку. — Святогор из мира видимого исчезает, а его чудесная сила передается Илье. А в его образе и всей Руси, России. Как писал апостол Павел к Галатам: «Я умер для закона — фарисейского — чтобы жить для Бога». Но тут мы уже подходим к иным, более горним материям. Не за пахлавой же, право, толковать об этом. Добавлю лишь, что, по словам еще одного святого, Макария Великого, когда слышишь о гробах — представляй мысленно не только их видимость. А почему? Да потому что и они, и могила для тебя — твое сердце…