– Но после того, что случилось с его первой женой, это не может быть простым совпадением.

Саймон не собирался напоминать Чарли про длинный список своих оправдавшихся подозрений. Если ей интереснее сосредоточиться на его слабостях – ради бога. Их нельзя отрицать. Да, Саймон не способен ясно мыслить, если речь идет об Элис Фэнкорт. Да, порой он взрывается и порет горячку, когда бесцеремонность сослуживцев доводит до белого каления.

– Уж на мой счет не парься, – сухо сказал Саймон. – Лучше посмотри на этого Дэвида Фэнкорта. На обстоятельства, что выстраиваются вокруг него. Тогда ты, наверное, увидишь то, что у тебя под самым носом.

Чарли отвела взгляд и сидела, рассеянно накручивая на палец прядь волос. Потом заговорила, без нажима и надрыва, и Саймон понял, что ему все же удалось убедить ее.

– Кто-то из знаменитых, не помню кто, сказал: «Потерять жену – это несчастье, потерять двух – больше похоже на небрежность»[3]. Ну или что-то в этом роде.

– Или на преступление. Убийство Лоры Крайер…

– То дело закрыто. – Чарли помрачнела. – И думать не смей. – И, чтобы не осталось никаких неясностей, добавила: – Понял? Завязывай с этим.

– Слишком много происшествий для невиновного человека. Странно, что приходится тебе это разжевывать. Что, если это он убил свою первую жену и отвертелся? – Саймон с силой сжал кулаки. – А теперь решил попытать счастья еще разок. Мы что, так ничего и не сделаем, не остановим его, пока он здесь у нас, и дадим этой сволочи спокойно отсюда уйти?

26 сентября 2003 г., пятница

– Что случилось? Что с тобой?

Дэвид, запыхавшись, вбегает в детскую. Я кричу без остановки. Будто рев сирены рвется у меня из горла. Я вряд ли смогла бы удержать его, даже если бы захотела. Пронзительный визг разносится по дому.

Дэвид шлепает меня по щеке.

– Элис, что на тебя нашло? Что такое?

– Где Флоренс? – кричу я. – Где она?!

Наш обычный день превратился в непостижимый кошмар.

– Ты что, с ума сошла? Вот она. Ты ее разбудила. Тихо-тихо, маленькая, все хорошо. Мама не хотела тебя пугать. Ну, иди к папе.

– Это не Флоренс. Этого ребенка я впервые вижу. Где Флоренс?

– Какого… О чем ты вообще говоришь?

Дэвид никогда не ругается. Вивьен не выносит сквернословия.

– Ну разумеется, это Флоренс. Вот и костюмчик с медведями на ней. Перед уходом ты сама ее одела, помнишь?

Эту одежку я купила самой первой, еще на седьмом месяце. Бледно-желтый хлопчатобумажный комбинезон, на нем медведица обнимает медвежонка, а сверху написано: «Медвежье объятье». Я увидела его в «Реммиксе», единственном спиллингском универмаге, и так очаровалась, что не могла не купить. Хотя к тому времени Вивьен уже заполнила гардероб в детской всевозможной одеждой из своих любимых дорогих магазинов на три года вперед.

– Конечно, я узнаю комбинезон, он наш. Но, Дэвид, что это за ребенок? Где Флоренс? Отвечай! У нас кто-то был? Или это розыгрыш? Если так, он не смешной.

В темных глазах Дэвида ничего не разглядеть. Он делится своими мыслями, только когда у него все хорошо. В несчастье и при любых трудностях он уходит в себя. И сейчас по его непроницаемому лицу я вижу, что случай именно такой.

– Это Флоренс.

– Нет! Сам знаешь, что это не она! Где Флоренс?

– Элис, это что, дурацкая шутка? Или ты сошла с ума?

Я всхлипываю.

– Дэвид, скажи мне, где она? Куда ты ее дел?

– Слушай, я не знаю, какая муха тебя укусила, но советую тебе поскорее взять себя в руки. Мы подождем твоих извинений внизу.

Он говорит ледяным тоном.

И вот я уже одна в комнате. Опускаюсь на колени, потом сползаю на пол, сворачиваюсь клубком. Плачу навзрыд – кажется, пролетело несколько часов, хотя на деле, наверное, всего несколько минут. Нельзя расклеиваться. Мне нужно пойти за ними. Время бежит, и каждая секунда на вес золота. Нужно убедить Дэвида выслушать меня, хотя в глубине души я жалею, что не могу послушаться его: извиниться и признать, что все в порядке, пусть даже это и не так.

Вытирая слезы, спускаюсь следом за Дэвидом. Они на кухне. Дэвид на меня не смотрит.

– Это не мой ребенок, – говорю я и снова плачу. Во мне столько горя и страха, и все это выливается сейчас здесь, на кухне у Вивьен.

Дэвид решает не замечать меня, но потом передумывает. Обернувшись, он говорит:

– Элис, я считаю, тебе нужно успокоиться, и тогда мы все обсудим как разумные люди.

– Если я в шоке, это не значит, что я не соображаю. Я в своем уме, как и ты!

– Хорошо, – терпеливо соглашается Дэвид. – В таком случае мы все сейчас выясним. Если ты всерьез утверждаешь, что это не наша дочь, убеди меня.

Я теряюсь.

– Что ты имеешь в виду?

– Объясни, чем она отличается? У Флоренс нет волос. У нее млечные пятнышки на носу. Голубые глаза. С этим ты, полагаю, не споришь?

– Да погляди на нее! – кричу я. – У нее другое личико! Это не Флоренс!

Дэвид смотрит на меня, будто впервые видит. Он думает, я свихнулась. Не узнает во мне свою жену. Так и представляю, как он мысленно очерчивает себя кругом. Дэвид сразу закрывается, психологически он – подросток. Не потому ли, что мать все время опекает его? Ему никогда не приходилось самому разбираться с трудными житейскими ситуациями. И чем иметь дело с несовершенным человеком из несовершенного мира, он лучше выбросит этого человека из своей жизни и перестанет о нем думать. Неприятные особы – типа его отца или Лоры – никогда не упоминаются. Интересно, скоро ли я тоже окажусь в опале?

– Дэвид, ты же сам знаешь, что это не она! Не этого ребенка я два часа назад поцеловала на прощанье. Не ее мы привезли из больницы домой. Не она плакала и извивалась, пока я надевала на нее песочник. Сними его! – визжу я вдруг, пугая себя и Дэвида. – Его купили для Флоренс. Не хочу, чтобы чужой ребенок носил! Сними!

Я пячусь за дверь.

– Ты как будто боишься ее.

Впервые вижу, чтобы Дэвид смотрел с такой гадливостью.

– Что с тобой, Элис? Здесь только один ребенок – Флоренс. Это она.

– Дэвид, да посмотри же! – воплю я, словно какое-то дикое неуправляемое существо, какой-то зверь. – Посмотри на ее личико! Оно другое, как ты не видишь? Да, у нее синие глаза и крапинки на носу, но это у новорожденных через одного! Я звоню Вивьен.