– Чем занимается ваша жена?

– Спортом. Фигурным катанием.

– У вас есть дети?

– Сыну полтора года.

– Надеюсь, хоть он-то родился в другой день. Вы приехали с охраной?

– Простите?

Грязнов не стал повторять вопрос. Он остановил магнитофон в ящике стола. Чуть отмотал запись назад и нажал на «воспроизведение».

– Вы приехали с охраной? – глухо прозвучал на пленке его голос.

Лозинский оценил этот жест.

– У меня нет охраны, – спокойно сказал он.

– Вы действительно никого не боитесь?

– До вчерашнего дня так и было.

– Кому же нужно было убивать вашу тещу?

– Надо полагать, никому.

– То есть хотели убрать не ее, а вас? Лозинского Виктора Эммануиловича?

– Это вы сказали, а не я, – подчеркнул Лозинский.

– Но вы-то сами ее не убивали?

– Шутите?

– Да.

– Потрясающее чувство юмора. Не теряйте его, – посоветовал Лозинский.

Грязнову вдруг захотелось послать все к чертовой матери.

– Хорошо бы сейчас в лес, – неожиданно сказал он. – Завтра рвану-таки на охоту, решено. В Яковлевский лес!

– Вы не про Калужский, случайно, говорите? – поинтересовался Лозинский. – Ну надо же какое совпадение, я тоже люблю там постреливать!

– А вы любите рыбалку? Знаете что, если хотели прикончить именно вас, то, вполне возможно, попробуют снова. Возможно, даже тем же способом. Чем черт не шутит? Мой вам дружеский совет – устраивайте побольше банкетов. Авось тогда они себя обнаружат. Мы будем ловить гадов на живца, вот как мы сделаем, – подытожил Грязнов.

Лозинский слегка нахмурился. От этого движения шрам на лбу немного побагровел и резче выделился на загорелом лице.

– Значит, надо полагать, вы хотите просто подождать, пока меня прикончат? – переформулировал он.

– У меня в уме это выглядело гораздо лучше, – признался врио начальника МУРа. – Стройнее и гармоничнее, я бы сказал.

– И вы можете оставаться настолько безучастны?! А как же профессиональный долг и все такое?

– Послушайте, господин Ротшильд! У нас солидная организация, – вдруг зарычал Грязнов, стукнув кулаком по столу. – Разве вас не предупреждали там, наверху, когда вы обращались за помощью?! Мы торопимся лишь тогда, когда прячем за собой какое-нибудь дерьмо!

Лозинский опешил. Грязнов довольно улыбнулся:

– Я репетировал роль начальника. Ну как, ничего получается?

– Знаете… Для дополнительного эффекта я бы посоветовал использовать высокие лакированные сапоги, хлыст и немецкий акцент…

– Скажите откровенно, Виктор Эммануилович, в чем дело? Отметем в сторону родственные чувства, они тут ни при чем. Ведь вы чрезмерно для невиновного человека обеспокоены этим делом.

– В свое время, когда наши доблестные компетентные органы относились к частному капиталу и предпринимательству, мягко говоря, предвзято, я, подстраховываясь, оформил на тещу некоторое имущество. Это, надо полагать, все объясняет, не правда ли?

– А конкретно, что вы на нее оформили? Облегчите душу, – посоветовал Грязнов. – Вы разве не знаете, что невысказанные мысли плохо влияют на простату?!

Лозинский вздохнул:

– Небольшой дом за городом.

– Действительно небольшой? – невинно поинтересовался Грязнов.

– Да, такой скромный особнячок.

– И все?

– Еще… несколько участков земли. Буквально пару штук.

– И где же именно?

– Да так, знаете ли, там и сям… А вы уже установили причину смерти моей тещи?

Грязнов подвинул к нему раскрытую папку:

– Вот акт судебно-медицинской экспертизы.

– Что-то не хочется читать. Не расскажете сами, буквально в двух словах?

– В составе алкоголя, обнаруженного в крови, оказался древесный спирт. Вы видели покойную в тот момент, когда ей стало плохо?

– Скорее, слышал. Когда проводили последних гостей, мой ребенок вдруг проснулся и закапризничал, две недели в месяц он живет… жил… проводил у бабушки. Теща, надо полагать, была изрядно навеселе. Она стала читать внуку «Трех поросят» и хрюкала так, что не выдержала аорта. О чем, кстати, моя жена не раз ее предупреждала.

– Почему же она не ходила к врачу? – искренне удивился Грязнов.

Лозинский махнул рукой:

– Проще было уговорить нашу кошку самостоятельно сбегать к ветеринару.

– А еще говорят, что женщины живут дольше мужчин.

– Я читал, что полторы сотни лет назад средняя продолжительность женской жизни была тридцать пять лет, – откликнулся Лозинский. – Так что…

– Так что она пережила свое? Вы это хотите сказать? Сколько было гостей на дне рождения?

– Надо полагать, человек пятнадцать. И между прочим это были гости тещи: праздновался только ее день рождения. Моя жена в этот раз ничего не отмечала. Она только вернулась с соревнований где-то в Германии. Упала там, подвернула ногу и была зла на весь белый свет.

– Припомните хорошенько. Среди гостей был кто-то новый, прежде не знакомый вам?

– По-моему, добрая половина.

– И как эти люди к вам попали?

– Их привела другая половина. Те, что знакомы. Я, собственно, всего этого действа не видел, потому что появился только к финалу. Во дворе ее дома стояли четыре машины такси. Жена вызвала для гостей. Я как раз только приехал, поздно закончилось совещание на правлении банка. Было далеко за полночь.

– По показаниям вашей жены и других свидетелей – в час двадцать пять.

– Значит, так и было, – кивнул Лозинский. – Надо полагать, к этому времени все спиртное в доме закончилось. Все уже разъезжались по домам. Но шло бесконечное прощание в прихожей и на лестничной клетке. Как водится, родилось предложение опрокинуть на посошок. Кто-то из гостей сбегал в ближайший ларек и купил бутылку.

– Кто именно и в какой ларек? Это же ваше спасение, вы понимаете?

Лозинский пожал плечами:

– Возле дома ларьков десятка полтора. Но можно проверить, какой из них в это время работал. И по бутылке определить, в конце концов…

– Это уже сделали. Точно такой водки, – Грязнов заглянул в папку, – «Граф Орланофф Игорь Александрович»… хм, надо же, никогда не пробовал… нигде обнаружено не было.

Лозинский открыл рот и… ничего не сказал. Тонкая верхняя губа приподнималась, обнажая жемчужную нитку зубов. И собеседник, готовый было что-то услышать и сбитый с толку этим молчанием, поданным как самостоятельная реплика, сам уже торопился вступить в разговор, причем сказать что-то непременно приятное, остроумное. А Виктор Эммануилович Лозинский кивал и одобрительно смеялся. Позже Грязнов узнал, что знаменитое улыбчивое молчание Лозинского называют его золотым фондом и стартовым капиталом. Но сейчас он с трудом подавил противное желание приятно пошутить и, незаметно включив в столе магнитофон, начал разговор подчеркнуто резко и сухо. Ах ты, Карнеги хренов.