Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только скучающе выбирала развлечения на день — песни трубадура или представление циркачей.
— Но ведь однажды… — эта мысль и пугала и волновала принцессу, возбуждало в ней что-то о чем она подозревала, но боялась произнести вслух, даже наедине с собой.
В последнее время король почти не заходил к своей дочери.
Только присылал помощников. Те нескладно передавали, что он очень занят и обязательно скоро посетит принцессу.
— Сколько все это может продолжаться?! — негодовала она.
Безмятежное существование в башне начало омрачаться самыми пренеприятными событиями.
Сначала ее перестали навещать карлики.
Она не знала, что те взбунтовались и были повешены в первый же день смуты. Их крохотные тела, словно соломенные игрушки, висели на грозных виселицах и раскачивались на ветру.
Потом умер слон.
Говорили, что он был очень стар. Но принцесса думала иначе. Тот был еще ребенок.
Что-то здесь не чисто.
В момент очередных сомнений, к ней пришла ее верная спутница и подруга — Люсиль.
Вместе они любили обсуждать прекрасных рыцарей, а еще высмеивать серьезные гримасы придворных глашатаев и советников.
Держалась Люсиль всегда непринужденно и раскованно.
Между ней и принцессой была странная связь, которая была необъяснимой для них обеих. Только ей принцесса могла доверить свои самые сокровенные тайны.
Облаченная в пурпурное узорчатое платье, Люсиль ворвалась к принцессе, как вихрь, от ее стремительного шага создавались бурные потоки ветра, которые заставляли занавески плясать, а бумажные пергаменты парить, словно пушинки по всей комнате.
Принцесса была очень рада ее приходу.
— Как здесь стало душно, — дама вошла в комнату, но двинулась не прямиком к принцессе, а к одному из окон, выходящем на прекрасный сад. — Вам так не кажется, принцесса?
— Вы совершенно правы, — не уверенно ответила она.
— Все какое-то спертое и гнилое.
— Думаю, это так. Мне иногда тяжело дышать.
— Будто, тут жгут эти костры. Может и сюда дым доходит, — последнюю часть Люсиль произнесла едва слышно. Через секунду она спохватилась и с новой энергией продолжила. — Но что это я о гнилом, не пристало говорить о подобном с принцессой.
— Что вы, говорите, обо всем, что хотите.
— Вы так считаете? Мне бы рассказать вам очередную сплетню про мадам Д. Я думаю она бы вас позабавила.
— Конечно, мне всегда интересно, как вы рассказываете.
— Но это все пустяки.
— А что не пустяк? — принцесса вспомнила разговор сановников.
— Не пустяк? — переспросила Люсиль.
— Да, что там есть кроме сплетен? Не только же это?
Люсиль замешкалась. Видно было — ее что-то гложет, ест изнутри, лицо иногда будто корчится от боли.
— Право не знаю. Да и можно ли мне говорить о таком с вами?
— Почему бы и нет? Ведь я вам доверяю свои секреты.
Принцесса села на край кровати и выжидающе замерла.
— Я не уверена. А вам бы хотелось знать?
— Да! — не мешкая, воскликнула принцесса. Потом добавила. — Мне кажется от меня многое скрывают.
Лицо у Люсиль все вытянулась, она усердно пыталась понять, к чему клонит принцесса.
— Даете слово, что этот разговор останется между нами?
— Даю!
Люсиль еще минуту молчала, не знала с чего начать, но потом вызвала в себе месяцами копившееся недовольство и больше уже не сомневалась в сказанных словах.
— Одно сплошное уныние! — тут же сказала Люсиль и посмотрела прямо на принцессу.
— Как вы говорите, уныние? — принцесса пыталась вспомнить, что значит это слово и встречала ли она его когда-нибудь. Точно встречала, но вот что за ним скрывается?
— Да, тоска, печаль. Но что вы об этом знаете.
Принцесса и правда мало что понимала в этих словах, за которыми как ей казалось скрываются целые необъятные земли чего-то неизведанного и волнующего.
— Расскажите, — попросила принцесса Люсиль.
— Раз вы дали слово.
Принцесса кивнула, будто хотела еще раз подтвердить, что она никому не расскажет.
Люсиль продолжила:
— Там происходит один бардак. Богатый пытается обмануть бедного. Бедный ополчился на того, у кого вообще нет ни крохи хлеба на то, чтобы пропитать себя и свою семью. И еще эта болезнь, от которой с людьми происходит такое… Но о ней мне не хочется говорить. А то вдруг накликаю беду, поверьте зрелище не из приятных. Да, и не надо забывать — каждодневные расправы. Король хоть и умный и дальновидный правитель, но в последнее время стал одержим предателями и заговорщиками, видит их буквально в каждом человеке. Стал мнительным, не ходит дальше тронной залы. Вечно угрюмый и злой. Что скажите, ему сделали карлики? Неужели и они пытались свергнуть короля? Я этому не верю. Это была не такая уж большая сила. А что с ними стало. Ужас. Не знаю, сколько я смогу терпеть все это. Мне страшно, как и всем. Хочется вырваться из этой темницы. И отправить далеко отсюда. Где нет звероподобных людей и зимы не такие суровые.
Принцесса слушала не отвлекаясь, сердце у нее билось как бешеное.
— Печаль, принцесса, горе и страдание. Это когда тебе в грудь будто насыпали горсть колючек и потом хорошенько встряхнули; а они больно впиваются в сердце, так что ты медленно истекаешь кровью, пока однажды, когда оно не выдержит, не замолкнешь навсегда.
— Но… Но…
Принцесса собиралась с мыслями.
— Я не хочу вас обидеть или испугать, просто…
— Разве не все красиво и благородно?
— Увы, нет. В мире есть красота, взять ту же вашу светлость и эти покои, но ее так мало, что порой кажется, будто нет вовсе. Приходится обращаться к памяти или воображению. В мире больше уродства и боли.
Слова Люсиль сильно огорчили принцессу.
Не понимала она, что именно чувствует в этот момент. Каменная кладка под ногами, а под ней и весь мир, будто начали медленно расползаться в стороны, обнажая темную бездну, в которую вот-вот рухнет принцесса.
— А как же любовь? — с надеждой спросила она.
— Одно притворство. Настоящей любви не существует. Только в книгах возлюбленная ждет своего принца. В жизни, он пьет и гуляет по трактирам, пока не кончатся все деньги. А потом, без гроша в кармане, грязный, вонючий возвращается домой.
— А вечная слава?
— Длится не больше трех дней. Самых храбрых воинов забывали после первой пьянки. И сколько поэтов и музыкантов сгинули бесследно.
— Чистая, безгрешная душа?
— Вся в пятнах и кровавых подтеках. Нет человека на земле, которого так запросто пустили бы в рай. У каждого найдется за пазухой по двум-трем грешкам уж точно. А раскаяние? Тоже лицемерие и страх. Нам либо гореть в аду, либо… Не знаю.
Люсиль