Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я трясу головой, не с силах поверить. Нет у нас таких стран. Я точно знаю, нет.
─ Я на Земле? ─ спрашиваю помертвевшими губами.
Мари и Амадеус снова переглядываются.
─ На Земле, конечно же, ─ отвечает рассказчик. ─ Только вот миров-то параллельных на этой самой Земле может быть великое множество. Наши ученые даже затрудняются ответить, сколько их таких. Одни отличаются лишь совсем немного, буквально парочкой незначительных деталей, похожи, как братья близнецы, другие ─ намного больше, а третьи ─ для человека вообще не подходят, там совсем другие жители.
─ Если вы все знаете о мирах, почему меня прятали и Есю? ─ решительно ничего не понимаю. Ладно бы у нас, такие пришельцы явно были бы забраны братьями в белых халатах в гостеприимные стены больниц на казенные харчи. А тут-то чего?
─ Эми, ты не волнуйся, но пришельцев у нас не было уже давно, очень давно. Лет пятьдесят, если не больше. Раньше был указ выдавать таких людей паладинам. Зачем, не известно, но тех больше никто не видел, ─ чуть замявшись, отвечает Мари.
─ А вдруг они домой отправились. Так же как и попали сюда, ─ пожимаю плечами, но вижу скепсис в глазах супругов.
─ Не хочется тебя расстраивать, но это невозможно, ─ сочувствующе качает головой Мари.
Я непонимающе хмурю брови. Как это невозможно? Сюда же возможно, а обратно нет?
─ Что же нам делать? ─ спрашиваю, чувствуя, как холодеет в сердце. Аппетит совершенно пропадает, и я даже не притрагиваюсь к соблазнительно пахнущим блюдам.
─ Эми, ─ поглаживает меня по руке Мари, ─ Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. А теперь ешь, силы тебе понадобятся.
Отправляю в рот ложку жаркого и тщательно пережевываю, не ощущая вкуса, за ней вторую, третью. Какая-то смутная мысль бьется где-то на задворках сознания, ни в силах прорваться сквозь мое оцепенение. Мне страшно так, как не бывало еще никогда в жизни. Со мной Еся, моя малышка, и нам угрожает опасность. Неизвестная и тем самым еще более пугающая. Мы прячемся у четы аптекарей, возможно, также чем-то рискующей, приютив пришельцев, и жизни всех нас висят на волоске.
Внезапно мои глаза расширяются от внезапного осознания того, что от меня ускользало, и я покрываюсь мурашками от ужаса.
─ Почему вы мне помогаете? ─ спрашиваю, страшась получить ответ. Это что, получается, мне несказанно повезло наткнуться на добрых самаритян, готовых пожертвовать ради меня жизнями? Плохо верится в такую удачу.
В глазах Мари появляются слезы, да и у Амадеуса они начинают подозрительно блестеть и он опускает голову, чтобы скрыть их.
─ Наша Фиона, ─ хриплым голосом говорит Мариэн. ─ Она пропала… Пошла в этот лес проклятущий с подругами. И пропала. Тридцать лет назад. Ей было всего шестнадцать. Если она где-то там, среди всех этих миров, то пускай Всевышний тоже ей помогает, как мы тебе — чьей-то дочери…
Несмотря на усталость, я еще полночи верчусь в кровати, не в силах сомкнуть глаз. Мысли крутятся, как разноцветные стеклышки в калейдоскопе. Что нам делать? Как выжить?
Тут каждый встречный-поперечный сразу же поймет, что мы чужаки. Впрочем, помимо этого хватает нюансов.
В то, что домой вернутся невозможно, я не верю. Если есть вход, должен быть и выход. А пока ищу этот самый выход, нам с Сеней нужно где-то жить, что-то кушать и во что-то одеваться. Так еще и предстоит с дочкой поговорить, объяснить нашу ситуацию. И предупредить, чтобы никому не упоминала о нашей Земле. Только вот я, взрослый человек, и то могу себя выдать невзначай. А это ребенок.
Эти ужасные паладины… Вот зачем им пришельцы? Что они с ними делают? Может, и у нас есть такие же «паладины», которые хватают иномирцев? Может, поэтому ничего о таких людях не слышно? А если и упоминаются, то только в желтой прессе.
Стараюсь все же двигаться поменьше, чтобы своей возней не разбудить Есению. Мари предлагала отдельную комнату, но я вежливо отказалась, предпочитая поспать с дочерью. Честно говоря, мне так спокойнее, тем более после полученной информации.
До сих пор холодной волной накрывает ужас, когда я только пробую себе представить, что было бы с нами, наткнись мы не на Амадеуса, а на кого-то более законопослушного и менее сострадательного.
Обнимаю доченьку, стараясь не потревожить ее сон, и сердце щемит от невыносимой нежности и любви. Она так невинна, бесхитростна, доверчива. Еще не знает, какими могут быть люди, и на что они способны. На какие преступления готовы пойти многие из них, не считаясь с моралью и совестью, не боясь Бога и черта, и какими извращенными могут быть их души. Я не переживу, если с моей малышкой что-то случится. Даже думать об этом не хочу.
Поправляю, сползшее с плечика Есении, одеяло, плотнее накрывая ее, и на минуту смыкаю глаза. А в следующую к моим щекам уже прижимаются теплые ладошки и прямо в ухо кто-то спрашивает театральным шепотом:
─ Мам, ты спишь?
Еле-еле продираю слипающиеся веки, в которые кто-то словно песка насыпал, и встречаюсь с взглядом моей любопытной егозы.
─ Мам, мы в садик опоздали, ─ важно возвещает меня дочь и тут же спрашивает. ─ А мы в гостях у того дедушки? Теперь и у меня есть дедушка, как у Сережи?
Надо же, не забыла, к кому мы шли.
─ Нет, Сень, это не совсем твой дедушка, ─ качаю головой, пытаясь собрать мысли в кучу.
─ А можно я попрошу этого дедушку побыть чуть-чуть моим? А то Сережа слишком важничает, что у него есть, а у меня нет…
─ Может, чуть попозже попросишь? ─ предлагаю, в надежде, что дочь забудет о своей идее.
─ Ну ладно… ─ тянет Еся, нехотя соглашаясь. Мы будем вставать, мамуль? Я так хочу кушать!
─ Будем, ─ вздыхаю, откидывая край одеяла.
Быстренько умывшись, мне еще вчера Мари показала, где находится санузел, и выдала чистые полотенца, мы одеваемся и спускаемся вниз.
Из кухни, а я думаю, что это она, доносятся приятные и аппетитные ароматы и негромкая милая песенка.
Стучу о дверной косяк, дабы не напугать поющую Мари, которая всецело занята готовкой и даже не замечает нас, застывших на пороге.
На звук, она тут же оборачивается и расцветает в приветливой улыбке.
─ Доброе утро! Как спалось? ─ интересуется она, с любопытством поглядывая на, прижавшуюся ко мне, Сеню.
─ Хорошо. Спасибо, ─ улыбаюсь в ответ.
─ Сейчас будет завтрак, вы, верно, проголодались? ─ возвещает женщина, вытягивая из небольшой, немного странной на вид печки, противень с пышными булочками. Я рассеяно киваю, а Еська шумно вдыхает носом и выдает: