– Спасибо.

– Эти-то… – Он презрительно глянул вниз, на сцену. – Эти только для ног. Еще вот что…

Халатов полез куда-то под стол, зашуршал. Потом достал журнал, развернул его перед Аленой.

– Вот, читай… Я, между прочим, эту статью не оплачивал, это кто-то от себя.

Алена быстро пробежала глазами по строчкам: «…виртуозная игра…», «…филигранная техника…», «…мастерство импровизации…», «…блестящая игра с публикой…», «…проведете незабываемый вечер…» «…в сочетании с превосходной кухней…».

– Зачем ты с большой сцены ушла, а? – строго спросил Халатов.

– Надоело, вот и ушла.

– Ты ведь еще и умная. Я, в общем, в музыке не особенно разбираюсь, но зато другое понимаю – ты не только для себя играешь, а еще для людей. Тут ведь так и написано, про игру-то с публикой… Чтобы они, значит, не только слушали, а еще есть-пить не забывали! – довольно произнес Халатов. – Вот в чем твое главное достоинство…

Алена молчала, глядя на остывающую перед ней кулебяку.

– Я, конечно, не из тех, кто людям в душу лезет, но ты мне скажи – у тебя что-то случилось? Я ведь помочь могу, если что…

– Ничего не случилось, – скучным голосом сказала Алена. – Наверное, вы правы – я просто потеряла радость жизни. А играю хорошо потому, что учили меня хорошо, а мастерство, как известно, не пропьешь… Хотя я и непьющая.

* * *

Был второй час ночи.

– Ну что? – спросил Николя, тщетно пытаясь поймать попутку. – Чего он тебя вызывал?

– Так… – пожала плечами Алена. – Просто любит Халатов порисоваться. Сегодня, видимо, у него зрителей не было.

– А…

Они с Николя жили примерно в одном районе и, если получалось, возвращались всегда вместе. Алена – из соображений безопасности, Николя – из экономии, поскольку они скидывались на такси пополам.

– Холодно! – поежилась она. – Господи, куда все машины подевались, а?.. Перестань, ты всех водителей распугаешь!

Николя – высокий, тонконогий, с черными длинными волосами до плеч – принялся подпрыгивать у тротуара, выделывая ногами коленца.

– Сама говоришь – холодно… Слушай, Алена, а сколько тебе лет? – обернувшись, вдруг спросил он с интересом.

– Тридцать четыре, – равнодушно ответила она.

– Ого… – присвистнул он.

– А ты думал?

– Я думал – меньше. Мне – двадцать три. Это что же, выходит, ты меня почти на десять лет старше?

– Выходит, так…

Черный асфальт блестел в свете фонарей, небо было затянуто багровыми облаками – страшными, тяжелыми, неподвижными. Алена вспомнила, что скоро Новый год, и не ощутила по этому поводу никакого энтузиазма. Прошлый Новый год она провела на редкость бездарно – съездила к родителям, получила от них нагоняй за то, что ушла из Большой Музыки, потом тридцать первого вернулась в Москву и отправилась в гости к Симе (Люба тогда не пришла, она провела праздник в каком-то другом месте, и судя по всему, весело – даже забыла позвонить подружкам, чего с ней раньше не бывало). Выпили с Симой три бутылки шампанского на двоих, но никакого опьянения не почувствовали, лишь на следующий день была изжога.

А перед тем, осенью, она ушла от Алеши… Ну и ладно.

Мимо промчалось еще несколько машин, но ни одна из них не остановилась.

– Надо было такси заранее заказать… – раздраженно произнес Николя. – До чего паршивая работа!

– Или машину купить. А что? Не такие уж это большие деньги… – усмехнулась Алена. – Вон, у моей подруги Серафимы – «Ока».

– Что? – широко раскрыл тот глаза. – «Ока»?! Ой, не смеши! На таких машинах только инвалиды ездят!

– А тебе «БМВ» подавай? Ты пижон, Жданько.

– Я не пижон, – дернул тот плечом. – У меня совсем другие взгляды на все это. Я считаю, что если человек не может купить приличную машину, то пусть лучше он вообще ничего не покупает. Это касается всего… Нет настоящих друзей – не дружи с кем попало, нет нормальной, красивой девушки – живи один, а не с каким-то уродливым чучелом. Я максималист.

Алена посмотрела на Николя: бледное, тонкое лицо, огромные темные глаза, широкие брови, чуть приподнятые к вискам, – они напоминали размах крыльев какой-то хищной птицы. У ее спутника была отталкивающая, жестокая красота. «В самом деле, как же я не замечала – у него нет ни девушки, ни друзей!..» – догадалась Алена.

– А твоя работа? – осторожно спросила она. – Она тебя устраивает?

– Нет, что ты, – снисходительно, краешком губ улыбнулся тот. – Я ненавижу эту работу.

– Так зачем же работаешь?

– Потому что выхода нет.

– А учиться? Ты мог бы пойти в институт, потом сделать карьеру – если ты такой честолюбивый…

– Чтобы почувствовать некоторое удовлетворение годам к сорока-пятидесяти? Нет уж, спасибо… Десяток-другой лет унижаться, чтобы потом иметь возможность унижать кого-то, кто моложе тебя? Нет, нет, это все не то… Я хочу все и сразу, как ни банально это звучит.

– Все и сразу? Но откуда? – насмешливо спросила она.

– Оттуда, – сердито ответил Николя. – Вот ты не знаешь, а у меня тетка есть, очень богатая…

– А, поняла – ты ждешь наследства!

– Не вижу ничего смешного в этом, – сурово произнес Николя. – У нее квартира пятикомнатная на Тверской, дача на Николиной Горе, антиквариата как в музее, деньжищ на счете… А я, между прочим, единственный наследник.

– Да-а…

– А тетка старая, ей шестьдесят восемь, и у нее диабет. Она мне по завещанию все уже отписала. Вот я и жду…

Алена представила себя на месте Николя, и ей стало не по себе. Она принципиально не хотела, чтобы умирал кто-то из ее родственников.

– А потом что ты будешь делать? Ну, когда получишь наследство…

– Потом я брошу работу. Стану рантье.

– Так это же скучно!

Николя взял ее за подбородок.

– Какой ты, в сущности, еще ребенок, Алена, – произнес он с сожалением. – А на десять лет старше… Разве тебе не успели надоесть люди?

– Немного. – Она отвернула голову. «Нет, это не люди, это я сама себе надоела!» – тут же решила она.

– Вот, ты понимаешь. Они меня раздражают. Раздражают так, что мне иногда даже дышать становится трудно. – Он без всякого перехода неожиданно взял ее руку, прижал к своим губам. – Пальцы пианистки…

Алене стало немного жутковато – и не потому, что ощутила вдруг разницу в годах, разделявшую их с Николя. Она словно увидела его насквозь – юного и жестокого, полного беспощадной ненависти ко всему белому свету… Или она ошибалась, снова доверившись своему воображению, – а на самом деле стоял перед ней обычный мальчик, полный юношеского максимализма?..