Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно… – усмехнулся шериф. – До встречи. Если захочешь поговорить, звони в любое время. Только не слишком уж заморачивайся. Не позволяй своим мыслям завести тебя слишком далеко.
– Ладно, Гарри… увидимся завтра. Если, конечно, ты придешь к Дику.
– Все-таки хочешь напиться?
– Да. – кивнул Уэйд. – Хочу.
– Тогда увидимся.
Уэйд устало кивнул и поплелся в дом, а Гарри последовал примеру, чувствуя, что вот-вот упадет. Весь вечер он держался бодрячком, но только он один знал, чего это стоило. Боль Уэйда передавалась и ему. Он понимал, что пара дурацких шуток не заглушат ее, потому что он прекрасно знал, чем для его друга была Крис. Дружба дружбой, но Крис была всем. Не такая, как Рут. Рут – девчонка… вдвое моложе. Жена-любовница, не более. Гарри, конечно, любил ее, но понимал, что чувства к жене не дотягивают и до половины того, что чувствовал Уэйд к Кристин. Нельзя так любить. И он был прав – было бы здорово вообще никого не любить. Не больно… хотя и неправильно.
Уэйд захлопнул за собой дверь, бросив под нос: «Я дома», и зажег свет. Какая же грязь повсюду… Крис бы не простила. Но теперь ведь это не его проблема, в конце концов. В его планы на эту ночь уборка не входила, и Уэйд отправился в спальню, где открыл платяной шкаф и уставился внутрь, словно художник или мыслитель. Неужели за всю свою жизнь он ни разу не купил себе одежду сам? Выходит, что так. Он помнил все эти вещи и события, к которым они были приурочены. Жизнь, измеренная тряпками, хоть и со смыслом. Было конечно и полно вещей, которые Крис покупала просто так, типа клетчатой рубашки и брюк хаки, которые были сейчас на Уэйде, да и последние полторы недели…. Но такие подарки сейчас не играли особой роли, потому что Уэйд искал только по-настоящему значимые вещи. Как, например, черная рубашка с коротким рукавом, пагонами и звездочками на нагрудном кармане. Ее Крис подарила после ссоры, которая разгорелась из-за того, что Уэйд наследил в гостиной. Так она извинилась за ту оплеуху, что отвесила ему в сердцах. А он стоял дурак-дураком и хлопал глазами, словно маленький мальчик, который вот-вот расплачется.
Уэйд с нежностью смотрел на свои аккуратно разложенные вещи и вспоминал, что они значили для него. Синяя рубашка с маленьким сердечком на внутренней стороне воротника, подаренная на День всех влюбленных в восемьдесят третьем, на которой пришлось пришивать заново несколько пуговиц, потому что леди Кристин выпила лишку и решила не озабочиваться расстёгиванием, а просто сорвать ее к едрене фене. Белые льняные брюки – на первый день лета в год их переезда в Вермингтон, когда все казалось радужным и источало запах нового. Свитер с оленем Рудольфом на Рождество две тысячи пятого, окрашенное приездом дочери с мужем вместо обычной открытки. Черные брюки с множеством карманов на пятьдесят второй день рожденья, когда он напился в зюзю и плакал, причитая, как ошеломительно сложилась жизнь. Толстовка Red Socks в год, когда те стали чемпионами. И Уэйд с Крис были там на стадионе и едва не разорвали голосовые связки от криков счастья.
И еще много-много вещей. Вся жизнь в шкафу. Кому-то нужны были фотографии, чтобы воскресить кадры из прошлого, а Уэйду оказалось достаточно этого шкафа. Он вспомнил всё, и решимость его возросла. Он стащил клетчатую рубашку и хаки – бросил прямо на пол – и надел синюю рубашку с сердечком на внутренней стороне воротника и черные брюки с карманами. Потом встал на четвереньки и достал из-под кровати коробку, где лежали новенькие мокасины того же черного цвета – подарок на день рождения уже этого года – и тоже надел их. Крис говорила, что черный ему идет, как никакой другой. Странно, что Уэйду не пришла в голову мысль одеться так на похороны… он был, как дурак в своей клетчатой рубахе и брюках хаки… клоун. Но никто не сказал ему этого, никто не озаботился внешним видом несчастного вдовца, для которого все эти последние полторы недели пролетели, как один длинный невыносимый, тяжелейший день.
Уэйд автоматически переложил бумажник – всегда так делал, а потом пошел в ванную. Она до сих пор оставалась самым чистым местом в доме, если не считать пустую банку из-под пива в раковине. Уэйд поморщился, словно от этого, банка, узнав о собственном уродстве и никчемности, должна была испариться, а потом справил нужду. После этого он подошел к раковине и уставился на свое измученное отражение… но чистая опрятная одежда все-таки делала свое дело, молодила и несколько охулиганевала, словно Уэйд начинал превращаться в того молодого буяна, без страха и задней мысли вышедшего против дюжины. Неужели дюжины?..
Волосы, будто присыпанные инеем были кое-как расчесаны и местами стояли торчком, а глаза, некогда пронырливые и вечно любопытные, провалились и отекли. Он грубо схватил себя за щеки и оттянул вниз, создав гримасу, похожую на маску из Крика, потом умылся холодной водой и, наконец, открыл шкафчик… в конце концов, разве не к этому он шел все эти полторы недели?
Вообще Уэйд плохо разбирался в таблетках, если не сказать больше. Он всегда был здоровяком, и почти никогда не нуждался в них. Он знал, что такое аспирин и парацетамол. Для жизни ему этого вполне хватало – хотя… Крис наверное, все же видней. Ведь это было на ее плечах. Иногда она приносила ему какую-то желтую таблетку, если у того вдруг побаливало сердце; иногда белую – если голова; а когда у Уэйда приключились проблемы с желчным пузырем – она принесла коричневую. Вот, в общем-то, и все его знания о фармацевтической продукции. Он даже не представлял, где Крис хранит всё это добро, но знал, что когда у нее бессонница, она приходит в ванную, включает воду и выпивает таблетку из пузырька, который хранится в этом шкафчике. Он и сейчас тут стоял. Уэйд взял его в руки и прочитал – Золпидем 5 мг. Звучало серьезно…. Уэйд считал, что названия, начинающиеся с буквы «З», несут в себе нечто отрицательное и очень опасное, сообразный код. Еще один вклад в фармацевтику от непревзойденного знатока, который точно знал, что если шалит сердечко. Надо выпить что-то желтое! Он открыл пузырек. Внутри было наполовину пусто. Интересно, а этого хватит? Он понятия не имел. Но Крис пила одну и после этого спала, как убитая всю ночь, а здесь их… – Уэйд высыпал на ладонь маленькие белые кругляшки и посчитал – одиннадцать.
Одиннадцать – это много… – подумал он. Должно хватить. Жалко только Гарри… таких друзей просто так не сыскать. Ему будет тяжело. А вот у Дины всё будет нормально, у нее ведь есть Дэниэл. Она справиться. А Уэйд – нет. Без Крис – нет. Она была всем для него. Самоубийство – это просто решение не жить дальше. И он не уговаривал себя в баре, как сказал Гарри, он цинично шел и готовился к тому, что собирался сделать. Человеческая смерть для мира – это ничто. И кто это сказал, что человек не вправе распоряжаться собственной жизнью. Религия? Но религия – это орудие политиков и не более чем. Иисус тоже знал, на что идет и чем все это для него закончится…. Цинично? Да. Никто не отрицает. Если Бог есть, то он никогда бы не поступил так… потому что знал бы, что от его живого сына куда больше пользы для людей, чем от мертвого. А так… людей просто сделали вечными должниками. Такое может понравиться только человеку… но никак не Богу. Так что не надо всей этой фигни….