Выйдя из полицейского участка два или три часа спустя, Малькольм увидел никого иного, как Эстеля Бланка собственной персоной. Эстель набросил на плечи легкое пальто как накидку.

— Вы сказали двадцать лет! — прокричал Малькольм, и в его голове мелькнула мысль, что, вероятно, именно такой срок он провел в заточении полицейского участка.

— Обнадеживающее начало карьеры, — сказал Эстель не без радости, но и не без едкости; это была его всегдашняя манера речи. — Я видел, как сержант производит арест, — продолжил черный мужчина, — и хотя наш совместный soiree был полнейшим провалом, я чувствовал некоторую ответственность за вас. Что они вас отпустили, это, конечно, облегчение…

— Капитан и сержант были очень милы со мной, — размышлял Малькольм, — как только они установили, что я не тот, кого они ищут.

Эстель кивнул, ожидая продолжения.

— Они сказали, что гонятся за мошенником, и поскольку я хорошо одет, они решили, будто я — это он. Но когда они увидели, что я не…

— Когда увидели, что вы не взрослый, — Эстель покачал головой вверх-вниз. — Да, юности все дозволено!

— Но как вы узнали? — Малькольм стоял как громом пораженный.

— Я знаю полицейских, — заметил Эстель.

— Сержант, тот, что арестовывал меня, — многозначительно продолжил Малькольм, — даже предлагал мне вернуться.

— Предлагал вернуться. Это настоящая удача! — ответил ему Эстель.

— Вы случайно не передумали относительно меня? — рискнул Малькольм.

— Нет, нет, — ответил Эстель. — Я не для того здесь стою, чтобы предлагать вам вернуться. В самом деле, Малькольм, вы ужасно отстаете в умственном плане. Нет, мое решение остается таким же, как и перед вашим уходом… Нам не суждено быть друг с другом, и пока вы не повзрослеете, даже беседы между нами, не говоря о дружбе, невозможны.

Мальчик безутешно потупился.

— Главная причина, по которой я дожидался вас на улице в таком недостойном меня виде, очень проста.

Малькольм улыбнулся, азарт вернулся к нему.

— Видите ли, — Эстель повертел в пальцах кусок картона с несколькими каракулями, — я обычно иду у мистера Кокса под № 1 в списке адресов, поэтому довольно естественно, что он доверил мне адрес № 2 с тем, чтоб я вручил его вам, когда придет время… но сегодня, когда время пришло, я обо всем забыл!

— Адрес № 2! — вскрикнул Малькольм.

— О, какой энтузиазм, — заметил Эстель. — Иногда я почти сожалею о своем решении касательно вас, когда слышу свежесть вашего голоса. Но к делу… Как я сказал, мистер Кокс доверил мне адрес № 2 для вас. Вот, возьмите, он ваш.

— Адрес № 2, — прочел мальчик, благоговейно держа картонный прямоугольник, — Кермит и Лорин Рафаэльсон. Что за прекрасные имена… А они тоже… — Малькольм смутился.

— Нет, они не абиссинцы, если вы это имеете в виду, — многозначительно ответил Эстель и поднес к ноздрям концы платка, будто бы пропитанные какой-то крепкой жидкостью. — Я надеюсь, они придутся вам по вкусу!

— Прошу вас, прошу вас, сэр, скажите, чем я вас обидел, — Малькольм начал опять, но яростное движение эстелевой накидки остановило мальчика.

— Вы стояли здесь… на холоде и ждали меня, — продолжил Малькольм извиняющимся тоном.

— Да уж, на холодном июньском холоде, — ответил Эстель. Он взял мальчика за руку и пожал ее с церемонной сдержанностью.

— Теперь прощайте, — сказал черный мужчина. — Как я сказал, карьера ваша началась благоприятно. Один только эпизод с сержантом доказывает, что жизнь ваша будет пленительной. Держитесь своей скамьи и адресов мистера Кокса, и все пойдет, как надо. И запомните, милый мальчик, когда повзрослеете, приходите навестить меня. Я буду здесь.

Эстель поклонился и, медленно отступая, направился прямо к своему дому, меньше чем в квартале от полицейского участка. Не освещенная теперь старая реклама

МОРГ «ИМПЕРИЯ БЛАНКА»

смотрела на них сверху вниз.

— Мне бы хотелось, чтобы вы не решали так окончательно, — сказал Малькольм, но слишком тихо, чтобы Эстель мог его услышать.

Когда гробовщик скрылся в собственном доме, Малькольм почувствовал себя очень одиноким и усталым. События вечера были слишком будоражащими и волнующими, и если бы мальчик не взглянул на карточку с новым адресом, он, наверное, залился бы слезами. Да, сомнений быть не могло, он начал жить, и — с обычной немой вечерней молитвой за отца, где бы он ни был, живой или мертвый, пропавший или найденный, — мальчик заспешил обратно в свой гостиничный номер.

На следующий вечер Малькольм обнаружил, что стоит в длинном холле и ждет, пока домофон впустит его в квартиру Кермита и Лорин Рафаэльсон.

Но поскольку домофон не работал много недель или даже лет, открыть дверь пришла сама Лорин — крепкая молодая блондинка с лицом, усыпанным белыми родинками.

В ее взгляде угадывалась крайняя подозрительность, а также дежурная приветливость и скука.

— Вы от профессора Кокса? — спросила она.

Малькольм кивнул.

— Крошка еще не вышел в гостиную, — сообщила Лорин, проводя его в дом.

— Не вышел? — переспросил Малькольм, гадая, кого это она имеет в виду.

— Собственно говоря, — продолжила Лорин, когда они вошли в переднюю, — он в кладовой, заканчивает ужин. Он там часто ест в одиночку, мне назло. Сегодня он даже пудинг с изюмом отказался есть со мной. Я боюсь, что мистер Кокс прав и что нам предстоит бракоразводный процесс, — Лорин указала Малькольму на большое раздутое кресло.

— У меня совершенно нет опыта в бракоразводных процессах, — ответил Малькольм, — но мне жаль, что они вам предстоят.

— Обратите внимание, я не сказала, что развод в самом деле неминуем, — поправилась Лорин.

Но Малькольм не слушал ее. Он изучал бездны раздутого ветхого кресла, из которого почти вся набивка вывалилась на пол.

Малькольм собирался воскликнуть «Какое глубокое кресло, Лорин!» — но тут женщина провозгласила «Крошка!» таким громким голосом, что Малькольм испугался и выскочил из кресла, хотя это движение и потребовало от него изрядной живости и усилия.

— К тебе посетитель, — обратилась Лорин к человеку, вошедшему в комнату.

Малькольм поначалу принял его за ребенка, но даже со своим ограниченным опытом скоро понял, что этот человек был взрослым мужчиной и лилипутом.

— Кто вы? — Малькольм не удержался от восклицания.

— Ее муж, — Кермит Рафаэльсон, «крошка», со злобой и ликованием указал в направлении Лорин.

Малькольм был поражен не только тем, что Кермит Рафаэльсон оказался лилипутом, но и тем, что выглядел он человеком весьма привлекательным и умным и отличался от любого другого молодого мужчины разве что размером. Чувство было такое, будто смотришь на него через другой конец окуляра.