— Пока мы с ней не встретимся и не поговорим детально, этот разговор продолжать не стоит. Ты и сам понимаешь… Что это за таинственные круги, с которыми она связана… И главное — кто она сама? Ведь ты ходишь вокруг да около, но так мне этого и не объяснил. Сдается мне, что ты и сам этого не знаешь. И съешь хоть что-нибудь, наконец! Куриное жаркое. Специально целый казан наготовила в расчете на тебя! Юрка теперь в жажде свободы уехал жить к бабушке, а Вите много картошки нельзя, хотя он ее и любит. Так что спаси его от желудочной колики.

Глеб ликующе фыркнул:

— Съем хоть весь казан, только не сиди ты вот так обреченно… Я очень хочу попросить тебя, чтобы ты… показала нам тот дом. С поющим призраком. Кара вроде тоже там была, но хочет проверить, о том ли доме речь… и о какой квартире! Она, как и ты… филигранно чувствует потоки энергий. О, как я выучил вашу терминологию! Давай, покажи! И сама, глядишь, взбодришься.

Вот! Лишнее подтверждение того, что люди слышат лишь лакомую вершину айсберга информации. Квартира с поющим призраком… Первая ласточка! Пришлось снова освежить для братца эту дивную историю, коли он такой забывчивый. Это ж было много жизней назад! Да какие там теперь призраки… Ведь они любят молодых. И смутные времена.

Стеша с Витей тогда только начинали порывисто и неловко вить гнездо со всеми сладостями, пустяшными ссорами и треволнениями «утра любви». Снимали квартиру в удивительном районе рядом с железной дорогой. Тишина, невесомость пуха, комнатные заросли на окнах… словно провинциальный милый городок по пути на Урал или в Сибирь, куда едешь в неясной надежде. Вот только на что? Но все надежды тогда были беспредметно ликующие, как подрощенные щенки.

И все же это была Москва, только многолетней давности, когда Юрки еще в проекте не было, целую эпоху назад. Дом стоял недалеко от Андроникова монастыря и, собственно, представлял собой бывшую заводскую общагу. С виду — доминирующее чудовище, зато внутри была уютная квартирка, переделанная из общажной «двушки». Хозяева были омерзительные, а после у Стеши с Витей бывало и наоборот — ужасное жилье и чудесные хозяева… Но речь не о них, а об эстетически дикой, но при этом умиротворяющей эклектике непрестижных зон столицы, где она оголяет свой истинный былинно-вокзальный нерв. Без пафоса и богатой дури. Такая Москва, где вспоминаешь старый армейский принцип «подальше от начальства, поближе к кухне», давно стерта с лица земли. Разве что иной раз вынырнет бочком, как подводная лодка «Атлантида», и снова исчезнет в пучине.

И вот в этом идиллическом уголке была одна… вроде как совсем не странность — соседка сверху любила петь. Не то чтобы она напевала любимые шлягеры или собирала громко горланящие компании, что было бы типично, тем более для общежития. Нет, она пела хорошо поставленным, летящим сопрано. Стеша романтически решила, что соседка — певица, но распевалась она как-то нерегулярно. А порой монотонно и безнадежно читала нараспев молитвы. Ее вокал иногда сменялся лаем декоративной собачки, судя по тембру маленькой и вредной. Иногда к таинственной певунье приходил поздний гость, отвратительный жлобский матерщинник, и тогда сверху мог доноситься женский плач. Словом, из этих отзвуков можно было соткать чью-то судьбу…

Собственно, этим Стеша и занималась на досуге, вовлекая скептического Витю, который в те годы спал крепко и не слишком вслушивался в чужие житейские оркестры.

И вот однажды потолочный угол начал угрожающе влажнеть. «Они нас затопят!» — ужаснулась Стеша. Виктор в тот момент отсутствовал, так что она сама бодро пробежала лестничный пролет. Бодрость, конечно, имела своим истоком не столько гнев, сколько любопытство. Найден повод, чтобы посмотреть наконец на сладкоголосую страдалицу! Впрочем, надо было быть готовым и к встрече с угрюмым злодеем. Что ж, в молодые годы Стеше было решительности не занимать, и она упоенно звонила в дверь. Еще и еще. Никто ей так и не открыл. Зато из соседней приоткрытой квартиры выглянула кошка. И не успела Стефания сунуть нос в соседскую дверь, как навстречу ей высунулся не менее любопытный нос хозяйки. Раньше в каждом доме были такие квартиры… Дверь нараспашку, в щель просвечивает бардачище и несет животным амбре. Обычно в таких первобытных норах жили очень милые люди. Они не сплетники, но все обо всех знают. Они всегда позовут тебя на огонек, если ты забыл или потерял ключ. Входить к ним поначалу страшновато, но вскоре брезгливость уступает место дружелюбию и первой части евангельского афоризма «будьте просты, как голуби, и мудры, как змеи».

В том доме тоже была такая квартира. Ее обитательница, растрепанная седая фея в трениках и жизнеутверждающей распашонке с розочками, купленной на развалах у метро, возрадовалась случайной собеседнице и с энтузиазмом выложила ценные подробности. Более всего Стешу заинтересовала сенсация: в искомой квартире давно никто не жил…

— Да нет же, там живут! Я их каждый день слышу! Мы живем под ними! — изумленно доказывала Стеша. — Поют, кричат, лают! А теперь вот протекли на нас!

— Это не они, это я, — простодушно оскалилась металлическими клавишами коронок добрая фея. — С моего угла пролилось к вам. Из ванной. Я уже затерла. Сейчас высохнет. Пойдем, чаю попьем, раз уж я провинилась.

«Э… но угол-то протек не под вами, а с противоположной стороны!» — хотела мягко возразить Стеша, но почему-то она промолчала. Бывает, так хочется продолжить знакомство, что закрываешь глаза на логику. И вот с этих невинных ошибок мы порой меняем курс нашей личной истории. И бесполезно спрашивать себя потом, правильно мы сделали или оступились. Ошибка становится частью нашего становления. Искривление линий становится новым узором. Незапланированный маршрут — импровизацией…

Словом, Стефании ничего не оставалось, как принять приглашение. Завалы хлама, драные тряпичные половички, увядшие кружевные салфетки на старом телевизоре, нетленная полированная стенка из семидесятых, неубранная постель, в которой дремала пожилая болонка. И почему неубранные постели хорошо смотрятся только в кино? Меж тем седая фея разговорилась. Убаюканная задумчивостью, Стеша улавливала ее поток лишь отчасти. Фея уверяла, что ее соседи давно живут за границей. Они все хотели перед отъездом сдать квартиру, но в последний момент что-то сорвалось. В итоге поручили присматривать за жильем кому-то из знакомых, но, как доложила фея, она видела этих посланников за все эти годы раза два, не более…

— Но как же такое может быть?! — не унималась гостья. — У меня что — галлюцинации? Хорошо, допустим, но Витя тоже слышит все эти… звуки.

— Эх, милая моя, значит, что у вас гармония, раз вы слышите одни и те же… голоса, — одобрительно качала головой фея. — Ты не догадалась в окна вечером посмотреть?

Помнится, Стеше на мгновение показалось, что эта гостеприимная любительница живности имеет прямое отношение к тем чудесам, что заинтриговали ее на всю жизнь…

Какое-то время все продолжалось по-прежнему. Певунья, которая обрела статус призрака вместе с мужем-сквернословом и собачкой, продолжала свою богемно-заводскую призрачную жизнь. Стеша, пристыженная недогадливостью, теперь смотрела в ее окна чуть ли не ежедневно. И даже здесь не было ясности: вроде темные. Но однажды, поздно ночью, померещился слабый свет! Словно от настольной лампы, стоящей в глубине комнаты… Раздираемая досадой, Стеша металась, словно молодой барс в клетке — не будешь же вламываться к людям во втором часу ночи! «К людям?!» — посмеивался Виктор. Итак, в анамнезе появилась лампа! И вместе с ней на авансцену истории ворвалась Лика Потоцкая.