– Тебя Соловьев искал, – сказал Пшеницыну дежурный на входе.

– Он еще у себя?

– Вроде да.

Пшеницын поднялся на второй этаж, прошел через пустую приемную и вошел в кабинет начальника райотдела Геннадия Сергеевича Соловьева. Кабинет был просторный, в три окна. Все три выходили на площадь перед универмагом.

– Разрешите?

Соловьев сидел за столом и читал какое-то письмо. Бросил на Пшеницына короткий взгляд, неопределенно махнул рукой и вернулся к чтению.

Пшеницын встал у двери.

– Присядь, не маячь, – сказал Соловьев.

Сел на стул у окна.

Полковник Соловьев был седой как лунь, хотя ему было совсем немного за пятьдесят. На первый взгляд это был очень спокойный, тихий и осторожный человек. Но это первое впечатление было обманчивым. Пшеницын знал, что полковник умеет быть разным, и бывают у него настроения, когда лучше держаться от него подальше. Сейчас оно было именно таким.

Соловьев дочитал бумагу, отложил.

– Что там случилось на Подгорной? – спросил он, не глядя на Пшеницына. Он смотрел прямо перед собой, погруженный в свои мысли.

– Значит, что там случилось. Докладываю, – начал Пшеницын. – Валерий Шаврин, не работающий, тридцать шесть лет, вместе с женой Любовью, возраст тридцать два года, продавщицей орсовского магазина, и мужчиной примерно сорока лет, личность не установлена, выпивали на квартире Шавриных по адресу улица Подгорная, дом шесть. Дальше произошло, вероятно, следующее. Шаврин выпил лишнего и заснул, после чего гость поимел его жену. То ли в процессе, то ли после этого Любовь Шаврина скончалась.

– Причина смерти?

– Нужно ждать вскрытия. Видимых повреждений нет. Предварительно – алкогольная интоксикация. Затем Шаврин проснулся и нанес гостю один или несколько ударов тяжелым предметом, предположительно стулом. В результате гость скончался.

– Это тебе Шаврин сказал?

– Он пока не очень может говорить.

– А что такое? Пьяный он, что ли?

– И это тоже.

– Что это значит? Где он сейчас? В допросной?

Пшеницын вздохнул:

– В больнице.

– Что случилось? Ты что? Ты его?..

– Нет, что вы! Я его пальцем не тронул! – Пшеницын решил не упоминать о ноже. – Шаврин пытался удрать с места происшествия через окно. Неудачно, в общем, там все получилось. Порезался слегонца.

Соловьев пожевал губами и передвинул через стол письмо, которое только что читал.

– Прочти.

Пшеницын встал, подошел, наклонился, нависая над столом, и, не прикасаясь к листу, прочел. Это было не письмо, а заявление.

– Прочитал? – спросил Соловьев.

– Так точно.

– Что думаешь?

Пшеницын пожал плечами:

– Сложно сказать. Трасса рядом. Если с трассы кто, тогда искать бесполезно.

– Займись.

– А как же Шаврин?

Соловьев поморщился.

– Что Шаврин? Скажи Кустову – пусть съездит в больницу и заберет его.

– А раскрытие кому? – В голосе Пшеницына зазвучала обида, но он ничего не мог с собой поделать.

– Тебе, тебе раскрытие, – усмехнулся Соловьев. – Давай не тормози, займись девчонкой. В таких делах первые несколько часов решающие.

– Слушаюсь. Разрешите идти?

– Иди.

Пшеницын вышел из кабинета.

Белая «Нива» ехала по трассе Москва – Архангельск. За рулем сидел корреспондент областной газеты «Русский Север» Андрей Розанов. Его правая рука лежала на руле, а в левой он держал сигарету «Мальборо лайт», которой время от времени затягивался.

Розанов неплохо заработал на только что прошедших президентских выборах. Вместе с несколькими лучшими областными журналистами его пригласили в штаб поддержки Бориса Ельцина, и он несколько месяцев сидел в кабинете на первом этаже обладминистрации и писал пресс-релизы для районных газет.

Розанов был совершенно убежден, что делает важное и нужное для страны дело. Его не смущало, что время от времени приходилось нарушать закон. Например, когда его просили передать конверт с деньгами представителям другого издания. Розанов принял это задание как само собой разумеющееся. И очень удивился, когда один пожилой редактор из довольно консервативной газеты вдруг начал упираться.

Разговор происходил в кабинете этого редактора под портретом Ленина.

– Это что, взятка? – спросил он.

– Нет, почему, – сказал Андрей. – Просто деньги.

– Не бывает просто денег. Если вы принесли конверт с деньгами, значит, я должен что-то сделать взамен.

– Нам бы хотелось, чтобы вы ставили материалы, которые мы вам присылаем.

– Когда материалы интересные – мы ставим, когда нет – не ставим.

– Это деньги за те, что вы поставили.

– Иначе говоря, взятка, – упирался редактор.

– Называйте как хотите. – Андрей начал злиться. Ему нужно было зайти до вечера еще в три редакции.

– Если вы хотите купить у нас рекламу, почему просто не обратиться в рекламный отдел?

Андрей вздохнул. Неужели он должен объяснять очевидное?

– Мы не можем проводить эти деньги официально. И не можем допустить, чтобы наши тексты появились с официальной пометкой «реклама».

– Молодой человек, а вы совсем ничего не боитесь?

– А чего я должен бояться? Пусть боятся те, кто не с нами.

Редактор внимательно посмотрел на него.

– Хорошо, я возьму.

Давно бы так.

Редактор взял конверт и положил его в стол.

– Но отдам их в бухгалтерию, пусть там оприходуют.

– Это ваше дело.

Андрей вышел в коридор, достал из кармана желтую пачку «Мальборо лайт» и закурил. Год назад он курил «Приму».

Деньги брали все, ни один не отказался. Журналисты купались в деньгах. Ребята, которые еще весной стреляли пару сотен до получки, теперь каждое утро ездили на работу на такси. Некоторым казалось, что так будет вечно. Осенью должны были пройти выборы губернатора и мэра, в феврале – в законодательное собрание. Все это обещало очень неплохие заработки. Некоторые друзья Андрея даже увольнялись из своих газет, чтобы освободить руки для приема денег кандидатов.

Андрей почти сразу понял две вещи. Первое: предвыборные деньги – как вода, которая протекла на верхнем этаже. Жители каждого этажа стараются, чтобы вниз попало как можно меньше. Если развить эту метафору, журналисты живут в подвале этого дома. Капельки, которые до них долетают, – ничто по сравнению с деньгами, которые пилят наверху.