– А почему трилы? Почему «бряки»? Такой сленг.

– А для него есть сленг? – спросил Дэвидсон, кивая на тихо сидящего Белла.

– «Мул».

– Логично.

– Ну да.

– Когда-нибудь пользовались таким?

– Интегратором? Один раз, – ответил я. – В двенадцать лет родители взяли меня в парк развлечений «Мир Уолта Диснея». Решили, что будет лучше, если я прочувствую чудеса в человеческом теле, и наняли для меня интегратора на целый день.

– И как оно? – спросил Дэвидсон.

– Отвратительно, – сказал я. – Было жарко, через час у меня заболели ноги, и я чуть не описался, потому что понятия не имел, как вы писаете. Обо мне ведь все время заботились, а хаденом я стал совсем маленьким и уже не помнил, как это делается естественным образом. Интегратору пришлось, что называется, выйти на поверхность, чтобы помочь мне, что им, вообще-то, не полагается, когда они с кем-то в голове. Через пару часов я совсем расхныкался, мы вернулись в отель и переключили меня обратно на трила. И вот тогда я и в самом деле отлично провел время. Хотя интегратору все равно заплатили за целый день.

– И с тех пор вы больше не пробовали?

– Нет, – сказал я. – Чего ради?

Дэвидсон что-то неопределенно промычал, а потом дверь в комнату для допросов открылась, и вошла Ванн с двумя стаканчиками кофе в руках.

– А ведь она тоже. – Дэвидсон показал на нее.

– Что – тоже?

– Интегратор. Ну, или была, пока не пришла в Бюро.

– Я этого не знал, – сказал я, глядя, как Ванн садится напротив Белла.

– Вот почему она вами и занимается. Знает вас, как никто из наших. Без обид, но у нас у всех просто в голове не укладывается, как вы вообще живете.

– Понимаю.

– Да, – сказал Дэвидсон и умолк, а я уже знал, что дальше последует рассказ о родственниках-хаденах – скорее всего, дядюшке или кузине. – У моей кузины был синдром Хаден, – печально поведал Дэвидсон, и я мысленно поставил галочку в графе «гениальные прозрения». – Она заболела еще в первую волну, тогда никто вообще не понимал, что это за хрень. У вируса даже названия не было. Кузина подцепила грипп, потом вроде пошла на поправку, и тут – оп. – Он пожал плечами.

– Клетка, – подсказал я.

– Она самая. Помню, пришел в больницу навестить ее, а там целое крыло ступорных. Лежат и дышат, и все. Несколько десятков. А ведь всего пару дней назад ходили, жили нормальной жизнью.

– И что случилось с вашей кузиной?

– Не выдержала. От ступора что-то в мозгу не так пошло, психоз или вроде того.

– К сожалению, такое часто случается, – подтвердил я.

– Ну да. Пожила еще пару лет, а потом тело не выдержало.

– Сочувствую.

– Да, дерьмово, – сказал Дэвидсон. – Только эта зараза ведь никого не щадит. Вот и первая леди заболела. Даже вирус в ее честь назвали.

– Все равно хреново.

– Это точно, – согласился Дэвидсон и кивнул на Ванн. – Она же его тоже подцепила, правда? В какой-то момент. Поэтому такая и стала.

– Отчасти. Существовал лишь крошечный процент людей, у которых вирус изменил структуру мозга, но не вызвал ступора. В свою очередь, у крошечного процента уже от них мозг изменился настолько, что они смогли стать интеграторами. – На самом деле все обстояло гораздо сложнее, но едва ли Дэвидсону это было интересно. – Думаю, на всей планете интеграторов всего тысяч десять.

– Ага, – согласился Дэвидсон. – В общем, она интегратор. Или была им. Так что как-нибудь разговорит этого парня.

Он увеличил громкость колонок, чтобы мы могли слышать разговор в комнате для допросов.

– Я принесла вам кофе, – сказала Ванн, пододвигая Беллу стаканчик. – Взяла на себя смелость предположить, что вы любите с сахаром и сливками. Простите, если не угадала.

Белл посмотрел на кофе, но ничего не сказал и стаканчика не взял.

– Чизбургеры с беконом, – вдруг объявила Ванн.

Как ни странно, Белл неожиданно отреагировал на эту явную бессмыслицу.

– Что? – спросил он.

– Чизбургеры с беконом, – повторила Ванн. – Когда я работала интегратором, то съела целую прорву гребаных чизбургеров с беконом. Вы наверняка знаете почему.

– Потому что первое, чего всегда хочет запертый после интегрирования, – это чизбургер с беконом, – сказал Белл.

– Значит, не только со мной так, – улыбнулась Ванн.

– Нет, не только.

– На улице, где я жила, была бургерная, – сказала Ванн. – «Файв гайз», знаете, наверное. Как только я переступала порог, там сразу шлепали бекон на гриль. Даже не ждали, пока я закажу. Привыкли.

– Само собой, – подтвердил Белл.

– После того как я перестала интегрироваться, я два с половиной года не могла даже смотреть на чизбургер с беконом.

– Похоже на правду. Я бы по своей воле их и в рот не взял.

– Крепитесь, – сказала Ванн.

Белл схватил кофе, понюхал, отпил глоток.

– Вы не из полиции, – сказал он. – Я никогда не встречал в Вашингтоне копа-интегратора.

– Я – агент Лесли Ванн. Работаю в ФБР. Мы с моим напарником расследуем преступления, к которым причастны хадены. Разумеется, вы не хаден в строгом понимании этого слова, но вы интегратор, а значит, участие в этом какого-нибудь хадена вполне возможно. Если это так, то мы оба понимаем, что вы не отвечаете за свои действия. Но вы должны рассказать мне все, и тогда я смогу вам помочь.

– Хорошо, – согласился Белл.

– В полиции мне сказали, что раньше вы были не слишком разговорчивы.

– Догадайтесь с трех раз почему.

– Наверное, потому, что они вырубили вас, как только увидели?

– В самую точку.

– Николас, может, для вас это и не важно, но я все же хочу извиниться за поведение полиции. Я бы попыталась вести себя по-другому.

– Я просто сидел на кровати с поднятыми руками. Я ничего не делал.

– Знаю. И, как я уже сказала, прошу у вас прощения. Полицейский поторопился. С другой стороны – и это не оправдание, просто объяснение, – пока вы сидели с поднятыми руками и ничего не делали, на полу лежал труп, а его кровь была на вас, – сказала Ванн и указала пальцем. – Вообще-то говоря, она до сих пор на вас.

Белл спокойно смотрел на нее и молчал.

– Как я и сказала, это не оправдание, – после пятнадцати секунд тишины добавила Ванн.

– Я арестован? – спросил Белл.

– Николас, вас обнаружили в гостиничном номере с мертвецом, и вы были в его крови. Надеюсь, вы понимаете, что нас очень интересуют обстоятельства произошедшего. Все, что вы расскажете, может оказаться полезным. Тем более если это поможет обелить ваше имя.