Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему ты сидишь на полу? — спросил папочка без тени осуждения.
— Устала, — коротко ответила я.
— А-а-а…
И он пошел на кухню.
А я начала подниматься с пола.
Процесс оказался на редкость трудным и болезненным. Болело правое колено. Я осмотрела его и увидела здоровенную рваную царапину с несколькими занозами под кожей. Ну, конечно! След той самой сломанной ветки, которая чуть не стоила мне жизни!
Колени подламывались, и до своей комнаты я добралась, хватаясь за стену. Упала на диван и несколько минут полежала. Немного успокоилась. И только теперь заметила, что левая рука отчего-то зажата в кулак.
Я поднесла руку к глазам и медленно распрямила пальцы. Вниз плавно спикировал какой-то бумажный обрывок.
Я нахмурилась. Это еще откуда?
И тут же память услужливо напомнила мне холод мужских пальцев, в последнем усилии стиснувших мою ладонь. Да так живо напомнила, что меня подбросило на кровати!
Я села и поискала глазами упавший листок. Он валялся на полу, возле ножки кресла. Я нагнулась, подняла обрывок и, не читая, сунула в книгу. Прочту потом. Когда смогу.
— Ира! Я налил тебе чай!
— Спасибо! — громко ответила я. К моему удивлению, голос почти не дрожал.
Пора собираться. Скоро на работу идти.
Конечно, я вполне могла позвонить тете Жене и отпроситься на сегодня. По-моему, у меня была вполне уважительная причина, чтобы не ходить на работу. Но именно сегодня мне не хотелось изменять свой обычный ритм жизни и тем самым привлекать к себе внимание.
Поэтому я достала иголку, продезинфицировала ее спиртом и выковыряла все занозы из царапины на ноге. Хорошенько прижгла ее йодом, перебинтовала эластичным бинтом. Дошла до ванной и долго стояла под душем, словно хотела смыть с себя липкое ощущение ужаса, ночного кошмара, которое до сих пор сидело где-то глубоко внутри. Потом перевязала правую руку, бросила темно-зеленое платье в стиральную машину. Но предварительно достала из кармана крестик на тоненькой цепочке. Еще раз поцеловала его и надела на шею. Кажется, все.
«А фонарик?» — вдруг напомнил мне внутренний голос. Напомнил очень встревожено.
Я застонала.
Фонарик!
Я оставила его валяться возле скамейки. Конечно, на нем не написано, что он мой. Обычный фонарик, каких полно в магазинах… И потом, кто сказал, что он потерялся именно этой ночью? Мог потеряться когда угодно. Вчера, позавчера, неделю назад…
И все равно. Плохо, что я не забрала его. Если взять мои отпечатки пальцев и сравнить с отпечатками на фонарике…
Я стукнула себя кулаком по голове.
Паникерша! Почему кто-то должен брать у тебя отпечатки пальцев?! Кому ты нужна?!
Я пошла на кухню и упала на табуретку. Кухонное окно выходит прямо на спортивную площадку, возле которой лежит мертвый человек. Интересно, его уже нашли?
— Пей чай, — сказал папочка и поставил передо мной чашку.
— Спасибо, — поблагодарила я машинально. И тут же с надеждой впилась глазами в его лицо: неужели вернулся?…
Но глаза отца были такими же тусклыми, как обычно, и надежда медленно растворилась.
Я быстро выпила остывший чай.
— Пап, мне пора.
— Ты уходишь?
— Ухожу.
— Куда?
Я стиснула левую ладонь в кулак. Этот диалог тоже повторяется каждый день.
— На работу.
— А-а-а…
Собиралась я недолго. Влезла в джинсы, накинула на майку легкую шерстяную кофту, взяла сумку. Только не свою обычную, маленькую, а хозяйственную. Переложила в нее документы и деньги и понапихала всяких мелочей: пудреницу, губную помаду, расческу, пару фарфоровых собачек с книжной полки, два набора ключей и книжку в мягкой обложке.
Нацепила босоножки и, не застегивая сумку, побежала вниз.
Во дворе кучками собирались соседи. Местная сплетница Вероника бегала от одной группы к другой и что-то с жаром рассказывала. Впрочем, почему «что-то»? Я хорошо представляю, что именно…
— Ирка!
Вероника заметила меня, бросила уже проинформированных соседей и ринулась навстречу.
— Знаешь уже? — спросила она тревожным голосом, впиваясь в меня взглядом.
— Что? — спросила я, очень стараясь, чтобы голос звучал невинно и заинтересованно.
— У нас за домом человека убили!
Я вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Правой, перебинтованной. Вероника подозрительно прищурилась.
— Что с рукой?
Я отмахнулась:
— Порезалась.
— Когда? — продолжила допрос соседка.
— Вчера.
— Как?
— Открыла банку сгущенки, — пустилась я в оправдания, — не удержала в руках и чуть не уронила. Схватила — и неудачно. Прямо ладонью по зазубренной крышке…
Теперь вскрикнула Вероника. Она долго качала головой, но я видела, что это происшествие ее ничуть не интересует.
— Кого убили-то? — спросила я.
Честно говоря, я не надеялась, что Вероника знает больше меня. И, как всегда, недооценила ее способности.
— Юрку Казицкого из последнего подъезда.
— Что? — не поняла я. — Он в нашем доме жил?
Вероника поджала губы и посмотрела на меня с неодобрением.
— Ирка, ну ты прямо на облаках живешь! Своих собственных соседей не знаешь!
Я промолчала. Учитывая, что в нашем доме семь подъездов и больше трехсот квартир, удивительной выглядит как раз Вероникина осведомленность.
— Ты же знаешь, у меня времени нет, чтобы со всеми соседями общаться…
— Ага, — ехидно подтвердила Вероника. — Только с некоторыми…
Я снова промолчала. Глупо думать, будто от Вероники можно скрыть наши с Лешкой полуночные прогулки.
— Его Макарыч нашел. Ну, из первого подъезда, — снисходительно уточнила Вероника. — Со спаниелем гуляет, знаешь?
Макарыча я тоже не знала, но на всякий случай кивнула.
— Он рано выходит, в его возрасте уже не спится… Короче, вышел он, спустил пса с поводка, а тот вдруг как завоет!
Вероника впилась в меня взглядом. Я изобразила на лице заинтересованность и страх.
— Ну-ну…
— Вот. Сел пес на землю, морду поднял — и давай арии выводить! Макарыч его и так уговаривает замолчать, и эдак — ни фига.
— Ну-ну…
— Макарыч его тянет подальше от окон, на первом этаже тетка скандальная живет, вечно орет, что ей собаки спать не дают… А пес не идет! Ни в какую с места не трогается! Макарыч, бедный, взмок! Ну и оставайся, говорит. И пошел за дом один. Ну и нашел…