«Умная девочка, – хвалит себя Агата, – умная девочка с хорошим планом».

Неловко, конечно, сбегать от Джины, хотя Джина и противная, да и ордерро Шейсон наверняка будет волноваться, но Агате надо думать не о них, а о маме и папе. Мама и папа… У Агаты, конечно, совсем нет денег, но завтра она объяснит хозяину книжной лавки, что ей не нужно ничего покупать, ей нужно только найти и посмотреть одну-единственную книгу – книгу про двери, ведущие прочь из Венисальта, и желательно сразу на пятый этаж. Она, конечно, помнит предостережение ордерро Шейсона («Никогда, слышишь, никогда, девочка, не повторяй больше эту глупость!..»), да только с хозяином книжной лавки, если судить по слепому Лорио, можно говорить обо всем на свете. Агата отлично помнит, как впервые пришла в лавку к Лорио, – ей было лет шесть или семь, и ее привела мама, сказав, что она, Агата, впервые в жизни может сама выбрать себе книжки. Ох, чего только Агата тогда не набрала! Она копалась, наверное, час, носилась по всей лавке, пока мама беседовала с Лорио, и в результате весь прилавок был завален книжками: тут были и «Происшествие с неверным капо Пондо», и «Истории об Эвелине», и «Красочная книга для детей с похождениями хитрого и нахального лиса Тимоно, совершенно пристойная», и все шесть томов «Ундийских тайных рассказов», а главное, Агата притащила из дальнего-дальнего угла лавки, из стеклянного шкафчика, который непонятно как сумела открыть, роскошное издание «Белой книги недостоверных историй» в переплете из кожи и с такими картинками, нарисованными цветной гуашью с золотом, что дух захватывало! «Господи, Агата!» – воскликнул Лорио, смеясь, когда понял, чтó Агата выбрала. Мама нежно подхватила книгу у Агаты из рук и отнесла обратно в шкафчик, а потом сказала: «Чтобы купить эту книгу, нам придется продать дом». Но и остальные натащенные Агатой книги стоили столько, что на них не хватило бы никаких денег, и тогда мама объяснила Агате, что мы не можем приобрести все, что хотим, – придется выбрать только две книжки, самые желанные. От огорчения на глаза маленькой Агаты тогда навернулись слезы – сказали «выбирай, что хочешь», а теперь, значит, так! Агата выбрала «Пондо» и «Лиса Тимоно» и все равно хлюпала носом всю дорогу, а когда пришла домой, обнаружила, что в свертке с книгами не два томика, а целых три: маленькие «Истории об Эвелине» оказались подарком от слепого Лорио, и мама сказала, что теперь у Агаты, кажется, есть друг на всю жизнь.

Что-то все время постукивает, и оно страшно раздражает Агату. Это ставня окна – Агата забыла ее запереть, хотя Инга и взяла с Агаты клятву, что та обязательно сделает это перед сном. Оскальзываясь грубыми шерстяными носками на деревянном полу, Агата бежит к окну, запирает ставню, возвращается к кровати – и чуть не кричит от ужаса: что-то темное сидит у нее на подушке, что-то темное и большое, что-то с перепончатыми крыльями и со светлым пятном лица, которое кажется белым в слабом отблеске ночника, что-то… Агата пятится, ресто перепархивает за ней и садится на спинку кровати. Агата не хочет, не хочет, не хочет смотреть на него и изо всех сил зажмуривает глаза, но уже знает, чтó это за лицо, она бы узнала это лицо везде, всегда. «Я заснула, и мне снится кошмар, я заснула, и мне снится кошмар», – шепчет Агата. «Да, да», – шепчет ресто, и от неожиданности Агата распахивает глаза. Нет, она не спит, а ресто с любимым лицом, крошечным маминым лицом смотрит на нее из-под знакомой челки.

– Почему… почему ты здесь? – шепотом спрашивает Агата, задыхаясь.

– Потому что ты совсем не думала обо мне, – шепчет мамин ресто.

– Я не думала? – возмущенно шепчет Агата и вдруг вспоминает, как Джина жестко произнесла: «Ресто всегда лгут. Не говорят ни единого слова правды. Никогда».

Значит, ресто появляется, когда люди думают о тех, чьи сердца перестали биться в Венисальте, понимает Агата. И, конечно, мамино сердце перестало биться здесь, когда унды выпустили дезертиров из Венисальта, вот и… Ресто смотрит на Агату изумрудными глазами. «А у мамы глаза прекрасные, карие», – вдруг думает Агата, и по щекам у нее катятся слезы, и от стыда Агата быстро закрывает лицо рукавом пижамы. Мама… Как часто мама отводила глаза в последнее время, если Агата пыталась с ней заговорить! Отвечала весело и подробно, гладила Агату по голове, но смотрела куда-то вдаль, словно думала о гораздо более важных вещах, чем какая-то там Агата…

– Мама, – сдавленно спрашивает Агата, – мама, ты все еще меня любишь?

– Нет, нет, нет, – шепчет ресто.

«Не говорят ни единого слова правды. Никогда». Агата понимает, что «Нет, нет, нет» означает «Да, да, да!», но от боли сгибается пополам и захлебывается рыданиями. Надо выгнать, выгнать прочь эту гадость, но у нее есть еще один вопрос – вопрос, который Агата не может не задать, и Агата задает его прерывающимся голосом, задает, закрыв глаза ладонями:

– А папу?

– Как никогда раньше, – шепчет ресто.

Что это значит – «как никогда раньше»?! Что же это получится, если вывернуть его наизнанку? Просто «не люблю»? Или «люблю так же, как раньше»? Или… У Агаты нет сил разгадывать эту загадку, и она, забыв о спящей Инге, кричит:

– Я не понимаю!

– Ты не понимаешь, – шепчет ресто и кивает.

И тогда Агата подбегает к окну, распахивает его и кричит:

– Вон, вон, вон!..

Перепуганная Инга рывком садится в кровати.

– Что случилось? – в ужасе спрашивает она. – Что случилось? – но Агата не замечает ее.

– Вон! – кричит Агата. – Вон, вон, вон!..

Распахнув перепончатые крылья, ресто вылетает в раскрытое окно. Агата ныряет под кровать, находит в пыли и грязи липкую коричневую пастилку, кое-как обтирает ее пальцами и сует в рот.

За месяц или вроде того до войны Агата напросилась с папой на рынок ма’Риалле под предлогом помочь ему нести домой свежих креветок. Папа, конечно, раскусил Агатин план: дело было вовсе не в креветках, а в том, что в лавке торговца креветками и прочими водяными обитателями продавались прыгучие мячики с чертиком Тинторинто: внутри у чертика был гибкий спинной хрящик морского енота – скок-поскок, скок-поскок.

Был выходной день, и толпа толкающегося, галдящего, торгующегося народу немедленно подхватила Агату: секунда – и Агата перестала видеть папу, а папа – ее. Агата совершенно не испугалась: подумаешь, рынок! Они с Торсоном бывали здесь во время своих вылазок тысячу раз – осенью покупали у разносчиков в черных шапочках яблоки в меду, зимой пили горячий мед с крошечными бутербродами из соленой рыбы-зеленки, а летом смотрели на бои палочников: подносы коробейников были разукрашены, как крошечные театры, а на палочниках были махонькие плащи с гербами. Но папа-то не знал! Ох как он испугался! Оказывается, в поисках Агаты он метался по всему рынку, выкрикивал ее имя, позвал на помощь дучеле, и те нашли Агату в лавке старьевщика – у Агаты не было денег, но она пыталась выпросить у старьевщика заводную куколку-танцовщицу с двумя лицами. Агата тогда постаралась объяснить папе, что ему нечего было беспокоиться, что она бы прекрасно нашла дорогу домой, вот только папе эта идея совершенно не нравилась. Но сегодня – сегодня совсем другое дело: сегодня Агата старается держаться как можно ближе к Джине, чуть ли не локтем касаться ее грубого шерстяного пальто, поскольку отлично понимает, что без Джины не выберется из этого безумного места ни-ког-да.