— Не хотите ли выпить? — закинул я удочку.

Увы, но даже эта хитрая уловка не пробила брешь в безразличии моего собеседника. Тогда я ткнулся прямо в его серебряные бакенбарды и проорал что было мочи: «Пиво!» Это возымело действие: старик мгновенно насторожился и проследовал за мной в питейное заведение. Продолжая общаться таким образом — а именно, выкрикивая свои реплики чуть правее его левого уха, — я постепенно наладил контакт со своим новым знакомцем, личностью не только обаятельной, но и весьма интересной.

Он полюбопытствовал, куда это я направляюсь в своей маленькой голубой машинке.

— Куда-нибудь — трижды повторил я.

Выяснилось, что подобно многим старым джентльменам, чье основное занятие — стоять в задумчивости (или просто так) перед пабом, мой собеседник в прошлом служил в военно-морском флоте. Следовательно, по моему мнению, был вполне в состоянии понять и одобрить пытливое умонастроение.

— У меня такое чувство, — вещал я, — какое бывало в детстве, по окончании учебного года… или когда объявили о подписании перемирия. Представляете? Никаких проблем, никаких обязанностей… Полная свобода. Ничего не надо делать, иди куда пожелаешь. Можно по желанию остановиться отдохнуть, поболтать с кем-нибудь. А если понадобится, можно и поторопиться.

Я поведал ему о тех городах и селах Англии, что ждут меня впереди; а старик в ответ сообщил, что у него есть брат, который раньше жил в Болтоне.

Наша беседа текла весело и непринужденно, когда снаружи раздался оглушительный ритмичный гул — это заработал движок омнибуса! Я кинулся к дверям. Вот он, долгожданный момент! Кондуктор отшвырнул сигарету, которую курил; водитель взгромоздился на свое сиденье; пожилая дама в черном прошла в салон автобуса, а молодой человек в подпоясанном макинтоше занял место на верхней площадке. Вслед за этим водитель выжал сцепление, и последняя красная ниточка, связывавшая меня с Лондоном, неспешно покатила по дороге.

— Прощай, Лондон!

Вот и все, что я сказал. В любом путешествии наступает момент, когда вы понимаете: действительно началось! Это может случиться за несколько недель до вашего выезда или несколько недель спустя… неважно. Речь идет не о конкретной точке на временной оси, а о вашем эмоциональном состоянии, вашей готовности с легким сердцем устремиться в будущее. Именно это я и почувствовал, когда последний омнибус отправился обратно в Лондон, а меня оставил в одиночестве в Месте, Где Заканчивается Лондон…

Я завел мотор с ощущением легкой грусти и облегчения.

— Прощайте, — кивнул я старику.

Он молча утер губы и посмотрел в другую сторону. По-моему, он меня не услышал.

Ну и ладно… Я устремился по зеленому туннелю сельской дороги — впереди меня ждала Англия. Свежий воздух пьянил, как вино; шелест молодой листвы звучал райской музыкой.

Мимо промчался Датчет со своим восхитительным речным пейзажем… Аристократически сдержанный Итон дремал за вековыми вязами… Караульные в красных мундирах маршировали вверх и вниз по крутому склону перед входом в Виндзорский замок… На самом въезде в Рединг стояли две очаровательные маленькие девочки с белым щенком силихем-терьера… А я все ехал и ехал, углубляясь в зеленые просторы Беркшира, пока не увидел узкую проселочную дорогу с ответвлением посередине. При виде этой развилки сердце у меня радостно забилось. Казалось, дорога бросала мне вызов: «Ну что, слабо?»

— Отлично! — воскликнул я.

Вдоль всей дороги тянулась колея; в ней стояла дождевая вода. Сама дорога была неправдоподобного янтарного цвета, она круто взбиралась на холм, к Баклберийской пустоши, и там терялась в зарослях утесника. Кое-где из этих пламенеющих зарослей вздымались высоченные деревья, чьи ветви переплетались, образовывая прихотливый зеленый узор на фоне облачного неба.

3

Пока я гадал, в какую сторону свернуть, в поле зрения объявился мужчина средних лег, по виду — местный библиотекарь. Он шел мне навстречу, оскальзываясь на мокрой песчаной дороге, и нес в руках деревянную миску. Я окликнул его, как решил окликать всех, кого встречу по пути.

— Не поможете ли сориентироваться в здешних дорогах? А то я, похоже, заблудился… — обратился я к «библиотекарю». — И еще… Вы, наверное, знаете: есть здесь какие-нибудь достопримечательности? Хотелось бы их осмотреть, прежде чем покину ваши края.

— Ага… А что вы скажете вот об этом? — и мужчина протянул мне для обозрения свою деревянную чашу.

Не желая обижать его отказом, я внимательно оглядел изделие: великолепная фактура, на редкость аккуратная шлифовка. По внешней стороне чаши шли две тонкие круговые полоски.

— Это, — продолжал мужчина, — работа нашего местного резчика по дереву. Первоклассный мастер, последний такой в Англии. Он живет на вершине холма, в Баклбери. Самая главная наша достопримечательность. Вы обязательно должны заглянуть в его мастерскую, нигде больше такого не увидите!

Мужчина нежно, любовно поглаживал свою чашу, и как только я это приметил, сразу заподозрил в нем страстного коллекционера. Мои подозрения окрепли, когда, стоя в луже и не замечая этого, незнакомец пустился в долгую лекцию по поводу дерева и деревянных изделий.

— Прежде чем появился пьютер[4], — начал он, — люди повсеместно использовали деревянную посуду: подносы, тарелки, пивные кубки и миски — все делалось из дерева. Такие изделия можно было увидеть в каждом доме. Затем при Елизавете в моду вошло олово, и деревянная посуда осталась в ходу лишь у бедняков. Надеюсь, я не слишком вас утомляю, сэр? Так вот, со временем появились фарфор и стекло. Они вытеснили пьютер из обихода, а уж о деревянной посуде и говорить нечего. Теперь она никого не интересует, но, по счастью, само искусство вырезания из дерева уцелело. Наш мастер уникален, он работает по старинке. Режет так, как это делали во времена Альфреда Великого…

Резкий порыв ветра с дождем заставил мужчину прервать страстный монолог, и он побрел прочь, прижимая к груди свое сокровище. А я отправился на поиски последнего уцелевшего резчика деревянной посуды.

Вся Баклберийская пустошь пришла в движение: ветер гнул и трепал огненно-рыжие заросли утесника, а птицы, как сумасшедшие, пели под дождем.

Странное дело, дождь в Лондоне совсем не то, что в деревне. Там он, как правило, проникает в самую душу и действует угнетающе. Сельский же дождик редко навевает печаль, скорее бодрит и оживляет. Лично мне всегда от него хочется петь.

Вот уж я не хотел бы служить почтальоном в Баклбери. Дома прячутся за деревьями, стоят на изрядном расстоянии друг от друга — так что вся деревушка расползлась по множеству окрестных холмов. В результате, разыскивая нужный дом в зарослях утесника, неопытный автомобилист может оказаться в одном из соседних городков — Стэнфорд-Дингли, Йаттендоне, Фрилшеме или даже Бинхеме. А, собственно, почему бы и нет? Вполне себе симпатичные названия. Да и местные дороги на удивление хороши — так и манят в путешествие. Так (или почти так) рассуждал я, пытаясь отыскать жилище резчика по дереву. Я уж совсем было решил плюнуть на все и поехать в Йаттендон, когда внезапно наткнулся на полуразрушенную хижину, стоявшую на зеленом пригорке. Снаружи, у двери, лежали огромные вязовые бревна; внутри я увидел мужчину — он точил длинный нож на точильном камне. Мельком взглянув на меня, он признался, что его действительно зовут Уильям Лэйли. Мне он напомнил застенчивого пожилого фавна — краснощекого, с простым деревенским лицом под широкими полями зеленой шляпы. Сделав приглашающий жест, он преспокойно повернулся ко мне спиной и вернулся к своему занятию. Меня такое поведение чрезвычайно порадовало, поскольку казалось совершенно естественным. В данный момент нож интересовал его гораздо больше, чем невесть откуда появившийся незнакомец, и он был абсолютно прав. Я посмотрел на руки Лэйли — настоящие руки ремесленника.