Воздух был холодный и свежий. От него у Вивиан сразу закружилась и заболела голова.

Сэм и Джонатан ринулись в темный конец проулка. Вивиан засеменила следом, ей в подошвы впивались булыжники мостовой. В конце проулка оказалась толстая старая арка, и под ней было черно, как ночью, а потом они очутились на квадратной площади, залитой голубым светом, и бросились через нее к какому-то строению, похожему на церковь.

– Нет, тут никогда не заперто, – шепнул Джонатан Сэму, пока они скакали по ступеням ко входу в церковь – коса так и прыгала у него за плечами. – А я оставил обе двери в Годичный дворец открытыми – так, на всякий случай.

И правда, массивная дверь щелкнула, плавно отворилась и пропустила их внутрь.

«Какая маленькая церковь! – удивилась Вивиан. – Да и запах совсем другой!»

Обычно в церквях не пахнет так тепло и пыльно. К тому же здесь трудно было что-то разглядеть, даже труднее, чем раньше, потому что голубой свет фонаря лился в высокие разноцветные окна. В полосах туманного сине-зеленого цвета виднелись ряды кожаных стульев, не очень похожих на церковные скамьи, а пятно темно-фиолетового цвета лежало на чем-то вроде трона в дальнем конце, над которым было что-то вроде мерцающего балдахина. Косой штрих оранжево-синего света на стене показал Вивиан кусочек прекрасной картины – ей редко приходилось видеть такую красоту.

– Престол Фабера Джона, – прошептал Джонатан, показав на трон, пока вел всех по проходу. – Это Хронолог, зал заседаний Совета Времени.

– Мы отперли дверь и подслушивали, – сказал Сэм.

– Так мы узнали про кризис и про план захвата тебя, то есть настоящей В. С., – объяснил Джонатан.

Они прошли направо, и Вивиан очутилась перед какой-то блестящей штуковиной, тоже подсвеченной лиловым, в которую упирался проход между сиденьями. Символ напоминал крылатое солнце и был весь усыпан каменьями.

– Эмблема Вековечности, – прошептал Джонатан. – Чистое золото. В левом крыле – «Кохинур», в правом – «Звезда Африки». – И мимоходом нежно похлопал штуковину.

Для Вивиан это было слишком. «Точно сплю! – решила она. – Я же знаю, что эти бриллианты хранятся в другом месте!»

– Подарены Городу Времени исландским императором в семьдесят втором веке. – Джонатан открыл низенькую тяжелую дверку.

Но Вивиан была как во сне и слушала его вполуха. Она сонно прошла по длинному темному коридору за дверь, которая жутко скрипела, и очутилась в доме, похожем на старинное поместье. Там снова началась беготня по бесконечным темным деревянным лестницам. «Ну и сон, все в нем не так, как надо! – подумала Вивиан, когда у нее заныли ноги. – Неужели нельзя было сделать лифт или хотя бы эскалатор?» И такой кавардак в голове продолжался, пока она не очутилась в очередном странном кресле в большой комнате, где вместо мебели были пустые каркасы – словно детская площадка с лазалками.

Джонатан зажег свет и прислонился к двери:

– Уф! Пока что спаслись. А теперь надо как следует подумать.

– Я не могу думать, – отозвался Сэм. – Я есть хочу. Она тоже. Сама мне говорила.

– Мой автомат опять барахлит, – сказал Джонатан. – Если я заставлю его заработать, что тебе сделать?

– Масляное парфе из сорок второго века, – ответил Сэм таким тоном, как будто это было очевидно.

Джонатан подошел к какой-то штуке на стене перед Вивиан. Вивиан приняла ее за музыкальный инструмент. Там были клавиши, как у пианино, и трубы, как у церковного органа, и еще она была сверху донизу в позолоченных гирляндах и завитках, слегка потертых и облупившихся, как будто инструмент знавал лучшие дни. Джонатан ударил по белым клавишам. Ничего не произошло, и тогда он замолотил по трубам. Штуковина запыхтела, закряхтела, слегка затряслась, и Джонатан яростно пнул ее снизу. Наконец он взял что-то вроде обычной школьной линейки и потыкал в узкую щель со шторкой под трубами.

– Масляное парфе он сделал, – сообщил он, заглянув вовнутрь. – А вот функция двадцатого века, похоже, сломалась. Ни тебе пиццы, ни жвачки. Ты как относишься к еде из других веков? – не без тревоги спросил он у Вивиан.

Про пиццу Вивиан слышала впервые в жизни, но решила, что слово вроде бы итальянское, поэтому пицца, скорее всего, совсем не похожа на привычную английскую еду. Впрочем, Вивиан уже давно перестала удивляться.

– Да я хоть динозавра съем! – призналась она.

– Динозавр не динозавр, но почти. – Джонатан поднес к пустому каркасу возле Вивиан охапку маленьких белых цветочных горшочков и вывалил их прямо в воздух – и они не упали, а остались стоять прямо в пустоте. – Масляное парфе. – Джонатан вручил Сэму один горшочек с торчащей в нем палочкой. – Еще он сделал тебе суп из морской капусты, квашеную сою, две коврижки из кэроба и лапшу с рыбой.

Сэм вытащил из горшочка палочку с комковатым желтым мороженым на конце.

– Объеденье! – взревел он, прямо как великан-людоед из сказки.

– Э-э… а что тут где? – Вивиан посмотрела на незнакомые значки на других горшочках. – Я не могу разобрать слова.

– Прости, – сказал Джонатан. – Это универсальные символы тридцать девятого века. – Он поставил перед ней горшочки, а себе тоже взял масляное парфе.

Вивиан обнаружила, что горшочки словно застряли в воздухе. Ей пришлось тянуть с усилием, чтобы взять их. Горшочки были заклеены, и крышечки нужно было отрывать, а потом, если для еды требовалась ложка или вилка, крышечка сама сворачивалась и принимала нужную форму. Суп из морской капусты оказался жуткой гадостью – вроде соленой болотной воды. Зато квашеная соя была очень даже ничего, если макать в нее коврижку. А лапша с рыбой…

– Да я лучше папину наживку для рыбалки съем! – Вивиан поспешно отставила горшочек в сторону.

– Сейчас сделаю тебе масляное парфе, – сказал Джонатан.

– И мне! – встрепенулся Сэм.

Церковному органу снова крепко досталось – удар, два пинка и тычок в шторку, – и Вивиан и Сэм получили по горшочку с палочкой. Пустые горшочки Джонатан выбросил в каркас возле органа, и они исчезли.

– Теперь нам надо все обсудить, – заявил он, когда Вивиан с сомнением вынула из горшочка шишковатый комок. – Мы все нарушили закон, и попадаться нельзя. Если бы В. С. была настоящая В. С., еще ничего, но она ненастоящая, так что надо придумать, где ее спрятать.

Вивиан страшно надоело, что ее называют В. С. И она возмутилась бы, если бы в этот самый миг не откусила кусочек масляного парфе.

Рот у нее наполнился восхитительным вкусом всего сливочно-масляного, что она только пробовала в жизни, с легким оттенком тянучки и двадцати еще более чудесных и совершенно незнакомых вкусов. И все это было ледяное.

Это было так чудесно, что она только и сказала:

– Вы передо мной в долгу и обязаны все объяснить. Что вы затеяли?

– Спасти Город Времени, что же еще! – прочавкал Сэм с полным ртом масляного парфе. – Мы подслушали, что говорили в Хронологе. Так и узнали, где тебя искать.