Я ухватилась за этот проблеск сознания и попыталась раздуть искру разума внутри себя. Ведь он мне противен! Неужели я позволю себе так опуститься — заниматься этим с неприятным мне парнем?

Тело делало дело без моего участия, Красавин мял мою грудь, я стонала и извивалась в его руках — а голос продолжал зудеть глубоко внутри, постепенно нарастая и заполняя голову: так нельзя, Анна, ты же знаешь; когда все закончится, ты будешь очень жалеть. Конечно, обычно лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, — но это не тот случай. Именно сейчас лучше удержаться!

Успев расстегнуть Красавину ширинку, я оставила в покое джинсы, уперлась ладонями ему в грудь и неимоверным, совершенно нечеловеческим усилием отодвинула от себя. Мои собственные руки сопротивлялись мне! А он, кажется, решил, что я не справляюсь, и сам начал спускать джинсы и трусы. Воспользовавшись моментом, я навалилась на него плечом, толкнула на швабры — и выдернула себя из кладовки чуть не за шкирку.

Снаружи стало чуть легче, я перевела дыхание, ощущая, что начинаю контролировать тело.

Дверь каморки осталась незакрытой, и я, а также проходящая мимо компания узрели валяющегося среди швабр и ссыпавшейся с полок бытовой химии Красавина — со спущенными штанами и гордо торчащим достоинством. Альфа-самец, побагровев, прикрылся рюкзаком. Я расхохоталась, за мной заржали и случайные студенты. Вот интересно, что они подумали, увидев его там? Что он занимался этим со шваброй?

— Не прощу! — прошипел мне вслед униженный «король».

По коридору я направилась к выходу с факультета. В животе еще шкворчало неудовлетворенное желание, когтями царапало внутренности, поэтому я поторопилась убраться из университета. Приходилось бороться с собой, жаждущей вернуться и продолжить охоту за мужчинами, однако каждый следующий шаг давался легче. А стоило выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух, как мне удалось почувствовать, впервые за утро, власть над собой. И я срочно вернулась в общагу.

Первым делом я нахлебалась холодной воды прямо из-под крана, затем встала под ледяной душ, чтобы утихомирить внутренний паровой котел. Вроде получилось — неугомонный голодный зверь, порычав и поворчав, свернулся калачиком и заснул. Надолго ли?

Как только похоть успокоилась, пришел зверский аппетит. Может, он все это время был рядом, но только сейчас удалось его ощутить? Заваривая чай и делая трехэтажный бутерброд, я не переставала тревожно размышлять. Что на меня нашло сегодня? Каких дров я наломала? Утренние события, хотя произошли совсем недавно, вспоминались, как в дымке. Началось раздвоение личности? Откусив большой кусок, я с кружкой чая уселась читать учебник клинической психологии. Пролистав от начала до конца и для верности обратно, убедилась, что клиническая психология имеет много ответов на мой вопрос, и это мне совсем не нравилось. Случившееся очень напоминало диссоциативное расстройство личности, осложненное нимфоманией. Правда, при диссоциативном расстройстве человек начисто забывает, что делала другая его личность, а я хоть и смутно, но все помнила, по крайней мере утро. А нимфомания приступами не бывает, к тому же при этом расстройстве в половое влечение не вовлекается — я сверилась с учебником — возбуждение половых органов. А у меня все вовлеклось, и еще как! Мне стало стыдно от воспоминания. Это определенно была не я.

Тогда кто?

Кто мог овладеть моим телом или сознанием? Что случилось ночью в клубе? Вот об этом я не помнила ровно ничего. Мы пришли с Лилькой в клуб, кстати, она теперь меня, наверное, ненавидит… Что сказать соседке, когда она вернется с учебы? Черт… так, не отвлекаться, думать, я не хочу превращаться в нимфоманку, надо избавиться от этого состояния. Иначе перестану сама себя уважать. А самоуважение — важная часть моей идентичности.

Так о чем я? Да, вот мы завалились в клуб, пили коктейли, потом Лилька пошла танцевать, а я… ко мне подошла клевая девчонка и… вроде она поцеловала меня. Зачем? Я еще подумала, что она под наркотиком. Точно! После ее поцелуя я и почувствовала этот всепоглощающий сексуальный голод, этого похотливого зверя внутри. Вот интересно, почему? Может, я потенциальная лесби, и девчонка меня, как это называется… разбудила? Но тогда я не гонялась бы сегодня за мужиками, а сразу, еще в общаге, завалила бы в постель Лильку.

Нет, не сходится. Может, все-таки наркотик? У нее на губах что-то было, от этого мне снесло крышу. Я кидалась на парней, одного таки поймала, судя по утренней эсэмэске.

Часы показывали полдень. Я зевнула и поняла, как же устала. Утренней невероятной бодрости как не бывало, тело казалось чужим, тяжелым, неповоротливым. Поспать, что ли? Глядишь, проснусь как новенькая, все забыла, и можно спокойно приступать к тому, зачем я здесь вообще, в этой комнате и в этом городе, — к учебе. Лилька к тому времени принесет домашку, я спишу у нее конспекты, извинюсь, скажу пару комплиментов, мы помиримся… и больше никаких клубов до конца года! Только тихие уютные вечера в общаге за учебниками.

От неожиданного звонка я подскочила на стуле. Кто еще?!

Номер был незнакомый. Отвечать не хотелось, но я подумала: может, появится новая информация по моему странному поведению, может даже, все объяснится? И взяла мобильный.

— Анна, это ты? — Голос был бархатный и хорошо поставленный, как у оперного певца.

— А это кто? — осторожно ответила я. Голос оказался совершенно чужой.

— Чудесная моя нимфа! Восхитительная богиня!

Я поморщилась, отодвинув от уха трубку, куда продолжали сыпаться восторженные комплименты. Черт, неужели Петя все-таки был не единственный этой ночью? Какой наркотик способен на подобное растормаживание половой сферы? Насколько я помнила, обычные опиаты, типа героина и кокаина, не вызывали повышения либидо, даже наоборот, а галлюциногены и подавно.

— Обворожительная, неповторимая, когда же мы встретимся? — нараспев вещал незнакомец, будто читал со сцены. — Ты обещала мне все на свете. Оставила этот номер, велела позвонить завтра, то есть сегодня. Я весь горю…

Уф! Я выдохнула. Ну хоть что-то приятное! Петей все ограничилось, этому только обещала.

— Так что? — уже требовательно спросила трубка. — Когда, где?

— Вы ошиблись номером, — решительно сказала я. Мало ли кому что было обещано под наркотиками?

— Но я узнал твой голос, наяда! — взвыл неведомый поклонник.

Ну держись, сейчас ты получишь…

— Молодой человек, — произнесла я строгим голосом, — что вы себе позволяете? Мне сорок девять лет, я укладываю внука спать, а вы делаете мне непристойные предложения. Если хотите, то приезжайте, но купите по дороге памперсы, третий номер пять упаковок и две банки детского питания. И не забудьте слюнявчик!

В трубке озадаченно помолчали, затем раздались короткие гудки. Я смотрела на телефон, не чувствуя радости. Что же это все-таки значит? Откуда вдруг повышенный сексуальный аппетит? Никогда же такого не было, чтобы я за парнями бегала, озабоченная, как мартовская кошка, по самое не могу. Кому еще я оставила телефон и обещала все на свете? Надеюсь, адрес никому не дала?