— Ну, и что скажешь, дорогая? — ловко разделывая жареную райку,[21]поинтересовался супруг. Я неодобрительно посмотрела на порцию жирного мяса, очутившуюся на моей тарелке.

— Скажу, что Альма по-прежнему готовит исключительно для тебя, дорогой! Это болотное недоразумение, по ошибке наделенное крыльями, ни одна уважающая себя лэй есть не станет.

— Ты преувеличиваешь, привередливая моя! — улыбнулся муж, накладывая мне тушеных овощей. — Я точно помню, что совсем недавно на ужин был столь любимый тобой абсолютно несъедобный салат.

— Это было неделю назад! И то лишь потому, — я обличающее ткнула в сторону Грэгори вилкой, — что Альма приболела, а Исми без присмотра спалила мясо. И если ты не поговоришь с этой старой интриганкой, вечно причитающей, что «мальчик опять исхудал», я найму еще одного повара. А когда они при дележе кухни дойдут до поножовщины, виноват будешь ты!

— Напугала! — рассмеялся Грэг, но тут же посерьезнел. — Вообще-то я хотел бы узнать, что ты думаешь насчет письма.

Я ковырнула содержимое тарелки и поморщилась. Вести легкомысленную беседу было куда приятнее, чем обсуждать так напугавшее меня происшествие. Вот только Грэгори был прав, не давая разговору сойти к привычной для нас безобидной пикировке.

— А что я могу думать? Представления не имею, кто мог оказаться настолько, — я помедлила, подбирая слово, — умелым, чтобы обойти защиту Брэма. И тем более не понимаю, кому это могло понадобиться. А еще куда более важным мне кажется, что по этому поводу думаешь ты.

Муж кивнул, словно подтверждая мою правоту, и, прожевав кусок райки, одобрительно заметил:

— Что я всегда ценил в тебе, Эльза, так это благоразумие.

— Тетя с тобой бы явно не согласилась, — грустно усмехнулась я.

— Лэй Марвейн, при всем моем уважении, не слишком наблюдательна и склонна придавать излишнее значение приличиям. Иначе она бы, несомненно, заметила твою способность вовремя отступить и не брать на себя слишком много.

— Не издевайся!

— Я совершенно серьезен. И, между прочим, в свете твоего благоразумия возникает вопрос: кто знает тебя настолько хорошо, чтобы предполагать, что ты покажешь письмо мне?

— Почему ты думаешь…

— Потому, что именно сегодня меня не должно было быть дома до самого вечера, а на конверт и карточку наложено самоуничтожение на два часа пополудни. И подобное совпадение кажется мне подозрительным.

В дела мужа я никогда не вникала, а потому могла только изумленно воскликнуть:

— До вечера?

— У Миста жена вот-вот родит, поэтому я временно его замещаю. И об этом может узнать любой, прочитавший указ на Рассветной башне.[22]

— То есть ты сейчас должен в кабинете председателя принимать посетителей?

— Да, должен. Но, — предвосхищая мой вопрос, продолжил муж: — Вместо меня жалобы и просьбы выслушивает Коллейн под личиной.

Мое лицо невольно вытянулось от изумления. Амулеты, позволявшие менять внешность, были невероятно энергоемкими и использовались крайне редко. Чтобы восстановить свойства этой невзрачной на вид подвески, десятку магов приходилось выкладываться полностью.

— Но зачем такие сложности?

— Ночью был прорыв. Я истратил весь резерв и вдобавок повредил плечо — регенерация забрала остатки сил.

— А айронарий?

— Слишком многие пострадали, — помолчав, пояснил муж и негромко добавил: — А я женат.

Мне вдруг стало неимоверно стыдно. Признаться, до того момента я никогда не задумывалась об этой стороне жизни супруга. Я, естественно, была в курсе, что он маг и регулярно участвует в ночной охоте. О том, что после значительной, связанной с даром деятельности чародей испытывает болезненную слабость, знали абсолютно все. И что большинство магов предпочитает подпитку чужой энергией самовосстановлению, тоже не было тайной. В айронарии круглосуточно находились готовые поделиться жизненными силами: как попавшие на дежурство по жребию, так и пришедшие по собственному желанию. А почему нет? Не больно, общественно полезно, да еще и шанс на перспективное знакомство дает.

Девушки на выданье из второго и даже первого круга просто рвались добровольцами — а вдруг приглянешься молодому симпатичному магу? Тут тебе разом и богатство, и скачок по социальной лестнице. Чародею-то никто не запретит жениться — будь ты хоть последней прачкой, а мигом лэй станешь. А потому в айронарий и наряжались, как на праздник, и зельями, усиливающими привлекательность, не брезговали. Вот и повелось, что женатые мужчины, кроме случаев, когда подпитка была жизненно необходима, общения с айрами избегали. Ни к чему супруг на ревность провоцировать.

— Прости! Я не думала… Тебе нужно было только сказать, и я…

— Оставь! Если бы это действительно было проблемой, я бы непременно попросил! — отмахнулся Грэгори. — Суть в том, что я вернулся рано утром, хотя не должен был, и только поэтому успел увидеть письмо. А предполагалось, что вечером я обнаружу уже зачарованную Эльзу.

— Интересно чем?

— Скорее, интересно кем! Определив автора морока, узнаем и причину, и назначение этого рифмованного творчества. Ключ не нашла?

— Нет!

— Поищи еще раз! А я пока попробую проверить отпечаток кокона. И Коллейна домой отпущу, пока он кого-нибудь из посетителей не загрыз. — Мы переглянулись и одинаково ехидно хмыкнули — способность заместителя Грэгори выходить из себя была общеизвестна. — Будь умницей и не покидай Брэм-мола. А если вдруг почувствуешь желание взяться за любимый тесак Альмы и проредить ряды домочадцев, немедленно вызывай лекаря! И мне весточку послать не забудь! — проинструктировал меня муж, поднявшись из-за стола и чмокнув на прощанье в лоб.

— Обязательно! Как только рука к чему-то острому потянется, — пообещала я, провожая супруга взглядом. Шутки шутками, но внимательнее отнестись к себе было совсем не лишним.

Всю ночь мне снились кошмары. Вооружившись увеличившимся втрое, а потому больше напоминавшим топор палача, чем кухонный инвентарь, ножом, я кралась по подземным лабиринтам от одного дома к другому. Потайные ходы, настроенные только на семьи чародеев, беспрепятственно пропускали меня. Кажется, первым был Коллейн. А может, Мист или Алвин. Головы магов валились к моим ногам, как кочаны капусты. Кровь, обычная, алая, фонтаном била из ран, пачкая стены, мебель и мое нежно-розовое короткое платьице в оборках. Я пробиралась из спальни в спальню, пока наконец не очутилась в бальном зале. Где тут же принялась танцевать под мелодию, что сама себе напевала: «Шаг вперед и два назад, пам-пам, пам-пам…» Тесак в моей руке описывал в воздухе изящные пируэты, а зарубленные жертвы этой безумной пляски оседали на пол, превращаясь кто в жареную райку, кто в миску с салатом. В какой-то момент напротив меня оказался Грэг, и мы закружились по залу, безжалостно растаптывая сомнительного происхождения пищу. Все слилось в одно пятно — алое, как лента, завязанная узлом на шее мужа. Она безжалостно впивалась в его кожу, а ключик раскачивался в расстегнутом вороте рубашки словно маятник. «Пам-пам! Пам-пам…» Я перевела взгляд с завораживающего предмета на лицо Грэгори. Оно уже посинело, а из приоткрытого рта свешивался набок распухший язык.